"Гленда Ларк. Оскверненная ("Острова славы" #3) " - читать интересную книгу автора

К этому времени все на корабле были в состоянии шока.
Прямо подо мной стояла застывшая, как статуя, Флейм; иллюзия была ею
забыта и уже начинала рассеиваться по краям. Флейм вцепилась в поручень так
крепко, что пальцы побелели. Ее поза говорила о буре эмоций, хотя лица ее я
не видел. Я хотел окликнуть ее, сообщить, что я рядом, что я жив, попросить
помочь мне. Однако когда я попытался заговорить, я не сумел издать ни звука.
Когда я попытался захлопать крыльями, я обнаружил, что крыльев у меня нет.
Хорошо, что опутавшие мои ноги веревки удержали меня: в этот момент я от
растерянности попытался взлететь.
Всепоглощающий ужас, вызванный пониманием того, что воздушный океан
закрыт для меня, обрушился на меня, как удар кулака в грудь. Я висел вниз
головой высоко над палубой, а крыльев у меня не было. Я попытался вцепиться
в снасти когтями, но, конечно, когтей у меня не было тоже. Я не мог
обхватить веревку лапками...

По крайней мере я знал, что со мной случилось. Я догадывался, что
должно было произойти. Но как насчет тех бедных птенчиков? Детишек?
Руки, подумал я, руки. Теперь у меня есть руки. Я могу что-то делать
руками.
Подумать легко, сделать трудно... Я не мог сказать своим рукам, что
нужно делать, не говоря уж о ладонях и пальцах. Они хлопали и болтались
туда-сюда. Суставы птичьего крыла управляют маховыми перьями, они не
сгибаются так, чтобы могли за что-то - вроде корабельной снасти -
ухватиться... Я сосредоточился. Руки могут держать предметы. У меня есть
руки. Схватись за веревку... сожми ее... Я наконец сумел подтянуться и
перевернуться головой вверх, используя клюв... зубы, да. Я был растерян,
совершенно растерян. У меня все еще сохранялись мысли и привычки птицы.
Внизу, на палубе, Флейм пришла в себя и восстановила иллюзию. Капитан
Кайед, не в силах сопротивляться дун-магии, повернул штурвал, паруса
наполнились ветром, и корабль двинулся из гавани в открытое море. К этому
времени несколько матросов заметили меня, но сковывающее их заклинание было
так сильно, что они не обратили внимания на нагого мужчину, цепляющегося за
снасти. Такое отсутствие интереса к чему-либо, даже к собственным
страданиям, было бы душераздирающим зрелищем, если бы я в тот момент был в
силах беспокоиться о ком-нибудь, кроме самого себя.
Кеч был небольшим кораблем, и с кормы, где находился штурвал, Кайед
скоро углядел меня среди парусов. Уж он-то не проявил равнодушия: взгляд его
сделался острым, лоб прорезала морщина. Он оглянулся на двоих других
колдуний, но теперь, благополучно покинув гавань, они развлекались тем, что
мучили бедолагу-юнгу: тыкали в него гарпуном и смеялись над его прыжками,
когда парнишка пытался увернуться.
Я внимательно присматривался к Кайеду еще по пути на Ксолкас и заметил,
что он сохранил больше независимости, чем остальные порабощенные моряки. Я
даже одно время думал, что он может оказаться обладающим Взглядом, который
скрывает свою нечувствительность к магии, но родства душ с ним я не
чувствовал, так что в конце концов решил, что он просто сумел каким-то
образом сохранить способность самостоятельно мыслить. Он старался особенно
этого не показывать, когда рядом были дун-маги, но ему, конечно, и в голову
не приходило скрывать свое отличие от незаметной птички, порхающей среди
снастей.