"Ольга Ларионова. Формула контакта" - читать интересную книгу автора

- У меня такое ощущение, Сирин-сан, - проговорил Гамалей, - что сны
большей частью выдумываются. Уж очень они однотипны, высоконравственны, что
ли..
- ...Не исключено, - кивнул Абоянцев. - Кстати, Сирин-сан, в ночной
почте две любопытные рамочки прибыло. Вы бы нам перевели их, голубушка...
- Разумеется, Салтан Абдикович.
Запела, зазвенела в магнитофоне пустая нить; все молча, выжидающе
смотрели на вращающуюся рамочку.
Между тем сиреневые сумерки наполнили узкую учебную комнату,
расположенную, как и все помещения Колизея, вдоль открытой лоджии. Небо было
розовато-цинковым, как всегда, когда садится солнце и из-за горизонта
вываливается чудовищная по своим размерам, голубоватая, испещренная
царапинами и щербинами, луна. Подымается она невысоко, и для того, чтобы
увидать ее, приходится забираться на верхний этаж Колизея, а еще лучше - на
крышу. Сюда, в "диван", прямой свет ее не проникает никогда, и только
траурное лиловое мерцание близкого неба наполняет в эти вечерние часы всю
огромную чашу станции невыразимо печальным мерцанием, столь явственно
ощутимым, что оно воспринимается как материально существующая,
овеществленная безнадежность.
- Вы будете переводить, Кристина, прошу... - быстрый шепоток Сирин Акао
и кивок-полупоклон в сторону Кшиси.
Кшися стискивает пальцы, напрягая внимание, а нежный, с придыханием,
голосок, удивительно напоминающий ее собственный, тихо и певуче вырастает из
серебристой чашечки магнитофона. Кшися переводит, не запинаясь - это ей
дается легко, и два девичьих голоса звучат в унисон:
- "...переполнится мера тяжести вечернего неба, и пепел нашей печали
упадет на город и задушит живущих в нем.."
Взахлеб, по-бабьи, вздыхает Макася. И все замирают - настолько созвучны
слова эти невесть откуда взявшейся щемящей томительности. Лиловые липкие
сумерки, и до утра - ни маячащего вдали костра, ни звезды на горизонте...
- Кто-нибудь там, помоложе, да включите нормальный свет! - не
выдерживает Абоянцев.
Сирин приостанавливает звук, пока комната наполняется привычным
золотистым светом. И снова голос - только теперь мужской, и Кшисин
торопливый шепоток:
- "Нет вечера без утра, ниточка моя, бусинка моя; но только нет мне и
дневного солнца без вечернего взгляда твоего. Темна и росиста ночь, только
без вечернего слова твоего мне ни тьмой накрыться, ни сном напиться..." -
Кшися вдруг вспыхнула и беспомощно огляделась - да нужно ли, можно ли
переводить такое?
Все молчали, понурясь.
- "Руки мои скоры в своем многообразии, мысли мои придумчивы в
повелении рукам; согласись только - и я откуплю тебя у Закрытого Дома!" -
"Не Закрытому Дому, а Спящим Богам принадлежит все сущее..." - "Когда
откупал Инебел сестру твою, не Богам он платил, а жрецам, прожорливым и
ненасытным". - "Блаженство есть сон, а не сытость..." - "Блаженство - это
стоять в сумерках у ограды и слышать, как ты сзываешь своих младших, а они
разбегаются с визгом по всему двору, и ты ловишь их, и купаешь их с плеском,
и гонишь их, смеясь и припевая, в спальню, а потом все стихает, и вот уже
шелестят кусты, и ветви у самой ограды раздвигаются, и руки твои ложатся на