"Ольга Ларионова. Картель" - читать интересную книгу автора

она скрывала это позорище.
Но легкая рука протянулась из этой темноты и голос велел:
- Верните его. Мы не найдем дороги...
Я окликнул "домового", но тот не отозвался. Умница. Раз получил приказ не
являться на глаза, значит, знай свое место. А может быть, он со своими
причудами уже находился где-нибудь за тридевять земель. Я невольно вспомнил
загадочное происшествие на Тригорских прудах и сделал это весьма кстати,
потому что Аделя сразу откликнулась, оживилась и беседа завязалась сама
собой. Аделя говорила с какой-то пугливой бережливостью, как я уже подметил,
свойственной всем истинным здешним "фанатикам", - лишь бы не допустить
неоправданной категоричности, лишь бы не стать в позу "потомка-судии", лишь
бы не показаться предвзято мыслящей всезнайкой. Говорила она как-то
полувопросительно, прислушиваясь к себе и словно за придорожными кустами
могли притаиться злостные провинциальные Пустяковы, Фляновы и Харликовы.
"Да, на Тригорских прудах произошло нечто удивительное, но не потому, что
"домовой" съел несуществовавшего карася, а потому, что так, по некоторым
дошедшим до нас сведениям, однажды было..." - "Однажды? Давно ли?" - "Уже
спустя несколько десятилетий после его смерти. Помещик тригорский..." -
"Помещица?. ." - "Нет, нет, уже сын ее, Алексей, опустившийся, дошедший до
маразма..."
- "В деревне, счастлив и рогат, носил он стеганый халат..."
- "Если бы только носил халат! Современники вспоминают, что он ввел у
себя в имении право "первой ночи" - средневековщина..." - "Психическое
заболевание?" - "Мы имеем основания так полагать - ловить в пруду карасей и
с хрустом пожирать их живьем..." - "И это - прототип Ленского!"
- "Ну разве можно так безапелляционно! Только собеседник в деревенском
одиночестве, но отнюдь не единомышленник; только одна из крупиц, составивших
образ юноши поэта; только товарищ по веселым вечерам, проведенным в
Тригорском, и ночевками в деревянной баньке, куда запирала их обоих
предусмотрительная Прасковья Александровна, - но не тот, кого поэт назвал бы
другом..." - "Да, о друге - вы помните забавный вопрос девочки, на который
не ответила даже БЭСС - о собаке?" - "А разве БЭСС не ответила?"
- "Пока мне ничего не докладывали". - "Впрочем, я точно не знаю, ваша
машина так много спорила с Басмановым..."
- "Спорила?" - "Ну, я не знаю, Илья только пересказывал, я помню дословно
только последний ответ вашей машины..."
- "Можно полюбопытствовать?" - "Да, конечно, конечно. Она ответила так:
"Крепостных мне довольно. Друг надобен"".
Я ошеломленно замолчал. Одно-единственное слово, употребленное моей БЭСС,
повергло меня в полнейшее смятение. Это уже был не "домовой" с рыбкой во
рту! Это было... Это было черт знает что, и определений этому я не находил.
В свое время всякие штучки вроде поручения писать машинам стишки для своих
девушек было квалифицировано как машинное хулиганство. Как можно назвать
действия Басманова? Во всяком случае неоправданная загрузка машины
психологическим аналогизированием была налицо. Я вспомнил рассказ Аськи
Табаки, Которой всегда доставался от Басманова только его профиль, и
окончательно уверился в том, что, не докладывая мне о тонкостях своего
эксперимента, Илья придает мышлению машины специфические черты здешних
"фанатов" - склонность к мучительным сомнениям и бесконечным поискам, чуткую
бережливость к фактам, боязнь категорических суждений и догм... Все это,