"Ольга Ларионова. Картель" - читать интересную книгу автора

никто другой статью не выйдет. Уши под буркою, щипец суховат и приятен
невыразимо, псовина атласистая...
Я слушал этот упоенный речитатив, понимая далеко не каждое слово, но
наперед соглашаясь со всем, ибо уже видел изящную ласковую собаку, и не
обещанную "красно-половую с мазуриною", а самую банальную, белую с рыжими
подпалинами. И тонкую морду ее на Аделиных коленях. Это была единственная
собака, действительно подходившая для Адели, для ее удлиненного,
невыразительного лица, для ее суховатого тела, теряющего былую девичью
гибкость, ее неприкаянных крупных рук, прямых неярких волос. Но, как ни
странно, природная красота созданного моим воображением животного не
подчеркивала некрасивости сидящей передо мной женщины, напротив - она
заставляла жадно и необидно вглядываться в то, что было на самом деле и что
стремительно теряло свое значение, ибо главным в этой женщине было нечто
затаенное, вовсе не ушедшее вместе с юностью и отнюдь не желающее
раскрываться для первого встречного.
Я клял себя за назойливость своего взгляда, но ничего поделать с собой не
мог, потому что эта реальная, действительно существующая Аделя вместе с
невидимой ни для кого, кроме меня, сказочной длинноволосой псиной возле ног
была для меня таким же откровением свыше, таким же озарением, как, наверное,
для Леонардо тот момент, когда он впервые представил себе королевского
горностая на руках у плутоватой, узколицей соблазнительницы миланского
герцога и понял, что перед ним уже не просто Цецилия Галлерани, а Дама с
горностаем.
Но я-то был не Леонардо, которого подобные видения посещали, вероятно, с
той же непременной периодичность", как святого Антония искушавшая его
нечисть! Я-то был простым смертным, с которым только раз в жизни могло
случиться ТАКОЕ, а что это - ТАКОЕ, я и сам толком объяснить не мог. Скорее
всего, это было оцепенение, когда бросаешь цветок папоротника и земля от его
касания становится прозрачной, и в июльской, иванкупальской ее черноте
видишь несметные клады, подвластные колдовскому этому цветку... "Цветы
последние милей роскошных первенцев полей. Они унылые мечтанья..."
- ... Ей и горская вряд ли уступит, разве что правило будет потоньше...
"... Живее пробуждают в нас. Так иногда разлуки час живее сладкого
свиданья..."
- ... А если персидскую, то черно-чубарую или бурматую... Святые горы!
Только сейчас я вдруг понял, что говорит это не Илья и не Бехля, а
"домовой", который и звуковоспроизводящей системы-то вообще лишен.
И тут я взбесился. Вместо того чтобы наводить порядок во вверенном мне
секторе, я сижу в центре этого бедлама над сомнительной чистоты посудиной с
красным сухим вином, которого я терпеть не могу, Да еще пялю глаза на
несуществующую собаку, да еще, что особенно унизительно, как первокурсник,
бормочу себе под нос хрестоматийные стихи...
- Почему на пульте хлам? - заорал я, взвиваясь. - И кому это настолько
нечего делать на работе, что он вмонтировал в мелкого манипуляторного робота
целую разговорную систему? И с каких это пор подобные роботы начали
пользоваться носовыми платками? И вообще, по какому случаю?..
Я чуть было не брякнул: весь этот кавардак. Остановился я вовремя. То
самое стороннее зрение, посредством которого я весь это вечер наблюдал за
самим собой, позволило мне классифицировать собственные поступки, и я вдруг
понял, что весь этот взрыв был ничем иным, как паническим всплеском