"Ольга Ларионова. Двойная фамилия" - читать интересную книгу автора

счастливый день за всю эту зиму, Витьке - как самый страшный.
Первым в этот день проснулся Митька, потому что в дверь стучали. Мать
бесшумно приблизилась к двери, долго прислушивалась, а потом вдруг начала
судорожно отодвигать задвижки; еще не отперев, заплакала - громко,
по-бабьи, как не плакала ни разу за всю эту зиму.
Это был отец, пришедший по невскому льду из Кронштадта, где стояла его
часть. Запомнились Митьке только отцовская щетина и кусок хлеба во весь
солдатский каравай - не меньше трех пайков сразу. В комнате сразу стало
шумно, тепло, тесно, запахло сказочным сытным изобилием - тем самым, о
котором рассказывал им Елисеич. Отец принес, кроме своего трехдневного
пайка, еще и кулек какой-то мелкой рыбки, и еще полпачки махорки, которую
мать тут же побежала обменять на несколько картофелин к Витькиной бабке.
Она вернулась с картошкой и на ходу бросила сыну, что Витька ушел утром в
булочную и до сих пор не вернулся, хотя обстрела в их районе сегодня вроде
бы не было; Митьку отсутствие друга не напугало, - мальчики часто по пути
заглядывали к Елисеичу.
После обеда (мать все время приговаривала: "Как до войны, ну прямо как
до войны!") отец надолго ушел. Митька постучал в пол условным стуком, но
товарищ его не отзывался, - видимо, еще не вернулся домой. Сытость сморила
мальчика, и он заснул, а когда проснулся, отца все еще не было. Мама
сказала, что он пошел хлопотать об их эвакуации.
Такой поворот событий был чрезвычайным, и Митька снова постучал в пол.
И снова не получил ответа.
Не стряслось ли что с этим Безладным? Митька накинул пальто и выбрался
на улицу.
Витька и Елисеич сидели молча в темной нетопленой комнате, и было
похоже, что ждали они именно его.
- Сядь, Митя, - медленно проговорил Елисеич. - Тут стряслась такая
беда, что надо крепко подумать, как этой беде помочь. Подумать втроем.
Митька растерянно сел. Существовали только две беды, которые в эту зиму
расценивались как страшные. Одна - смерть, но Безладный сидел тут, а его
бабка совсем недавно меняла картофель на махорку. Значит, оставалось
второе - карточки...
- Украли... - всхлипнул Витька каким-то девчоночьим голосом.
Потерять карточки в начале месяца - это означало обе страшные беды
сразу. Это понимали все трое. Непонятно было, на что надеется Елисеич,
предлагая им подумать?..
Но он все-таки на что-то надеялся:
- Я хорошо знаю вас, мальчики, - продолжал он своим четким, как у
киноактера, голосом, - хотя мы знакомы сравнительно недавно. Вы готовы
поделиться друг с другом последним куском хлеба. Но прожить вдвоем на один
паек - невозможно. Это я испробовал на себе...
Он вдруг спохватился, словно сказал лишнее, но тогда никто из ребят не
обратил внимания на его слова.
- Если бы эту зиму пережил хотя бы один из вас... - проговорил Елисеич
уже шепотом.
И Митька похолодел, словно ледяной холод комнаты ворвался внутрь него и
проморозил горло до каменной твердости - ни вздохнуть, ни слово
выговорить. "Хотя бы один..." Ему вдруг показалось, что огромные черные
глаза Елисеича холодно ощупывают, взвешивают, сравнивают: кто же лучше?