"Ольга Ларионова. Двойная фамилия" - читать интересную книгу автора

оставил им, на дорогу.
А потом прошло еще несколько дней, которые он провел в одиночестве у
себя под столом, - мать уходила с утра, менять вещи на продукты в дорогу,
и запирала его, чтобы не случилось что-нибудь в последний момент. А еще
через сколько-то дней за матерью зашла соседка, и в ее торопливом шепоте
Митька уловил: "Безладновскую бабку свезти надо".
Митька знал, что это такое - "свезти".
На этот раз мать не заперла его, и он, подождав, пока внизу перестанут
двигать мебель и разговаривать, накинул пальто и побрел к Елисеичу.
- Безладновскую бабку повезли, - сказал Он с порога.
Елисеич, что-то писавший при свете коптилки (на дворе занялось утро, но
забитые фанерой окна были по-ночному черны), поднялся:
- Надо решаться. Надеяться больше не на что.
Он знал, что говорил, - уже сотни тысяч ленинградцев лежали в траншеях
Смоленского и Волковского, Охтенского и Пискаревского кладбищ. Может быть,
он не представлял себе ужасной величины этой цифры - считать мертвых
начали несколько позже - но серьезность положения мальчика, оставшегося в
полном одиночестве, он понимал.
Они зашли к Вите. Мальчик лежал, укрытый своим и бабкиным пальто, хотя
в комнате теплилась "буржуйка", - вероятно, позаботилась Митькина мать. Он
ничего не сказал, когда с ним поздоровались, и так же молчал, когда ему
помогали одеться и спуститься вниз, к елисеичевым саночкам.
Память об этой дороге осталась, как о тяжелом многодневном путешествии,
и даже страшнее, чем об эвакуации через Ладожское озеро. Митька то помогал
Елисеичу везти совсем нетяжелые санки, то сам присаживался на них рядом с
Витькой, который идти совсем не мог. Елисеич все время о чем-то говорил -
то ли развлекал мальчиков, чтобы они не уснули и не замерзли, то ли все
еще пытался объяснить им суть происходящего.
Он говорил о каких-то кубиках, и мало-помалу Митьке начало казаться,
что это он не слышит, а видит - и разноцветные кубики рассыпаны у него под
ногами, из них был построен целый игрушечный город, но вот город рассыпали
по кирпичику, и теперь надо из готовых этих кубиков строить по заданному
плану, ну хотя бы башенки - множество совершенно одинаковых башенок,
похожих между собой, как... как оба незнакомца, встреченных в первый день
им и Витькой. Да, именно тогда, когда они шли по заснеженному городу,
спускались на лед и снова поднимались на гранитную, сверкающую инеем
набережную, он догадался, что незнакомцев сначала было два.
А потом они уже сидели в каком-то теплом подвале, пахло горелым маслом,
словно жарили хлеб на олифе, и снова Елисеич говорил о непонятных кубиках,
и Митьке, - а может, Витьке? - казалось, что постройки из этих кубиков
вырастают прямо в темном углу, два сказочных, непохожих друг на друга
дворца, а потом Елисеич взмахивает руками - и игрушечные дворцы ползут
друг на друга, на какое-то мгновение рассыпаются и, как по-щучьему
велению, снова выстраиваются, но уже не в два, а в один чудесный терем,
который похож и на один, и на другой, и башни тоже, и переходики, и
лесенки, и шпили - один, вмещающий оба рассыпавшихся...
Елисеич взглянул на часы, велел мальчикам снять пальто и стать в
каком-то большом металлическом шкафу, не касаясь стенок и, главное - друг
друга. За толстыми, бесшумно сомкнувшими дверцами оказалось так тепло и
уютно, что сразу потянуло в сон, и под мерное гуденье каких-то машин оба