"Ольга Ларионова. Планета, которая ничего не может дать" - читать интересную книгу автора

тому существу, чей образ он принял.
Так, на третьей планете Ремазанги он ловил запретных голубых пауков и,
жмурясь, давил их у себя на животе, отчего они испускали несказанный
аромат, погружавший его на три малых ремазангских цикла в состояние
блаженной прострации; на единственной планетке солнца Нии-Наа, отощавшей
под бременем неумолимо растущего числа полудиких существ, рождавшихся по
восемь и по десять сразу, он ползал из пещеры в пещеру, оставляя за собой
липкий след собственной слюны - искал желтоглазых младенцев, а найдя,
выхватывал и торжествующим воем сзывал на расправу всю стаю; на Зеленой
Горе, откуда они бежали, потеряв половину экипажа, он сумел преступить
четыре из шести Заветов Ограждения и даже совокупился с белой птицемышью
Шеелой, что вообще не лезло ни в какие законы.
Правда, это уже выходило за рамки обыденных радостей среднего типичного
аборигена, но Девяносто третий сделал для себя исключение, пока он
находился на чужой планете. На корабле он был уже логитанином, а логитане,
как правило, вообще не допускали исключений: это было не в их натуре.
Четкие, непреложные законы - вот к чему с пеленок приучался каждый
логитанин. А исключения только развращают ум и будят воображение.
Девяносто третий ничего не боялся. Вместе с чужим образом он получал и
чужие инстинкты, зову которых он отдавался без колебания и даже несколько
демонстративно. Он знал, что за каждым его движением следят многочисленные
КПы, развешанные над всем районом действий Собирателей, и не пытался
утаить хоть какую-нибудь малость. Он последовательно проходил все стадии
наслаждений, и приборы корабля послушно фиксировали все особенности
скотского его состояния. Не было ни малейшего сомнения, что, поведи он так
себя впервые, остолбеневший от, ужаса и отвращения Командир тут же
исключил бы его из списков Собирателей и физически уничтожил, но весь
секрет Девяносто третьего заключался в том, что он последовательно приучал
Командира смотреть на любое его похождение как на акт самоотверженного
служения Великой Логитании. Обессиленный и исполненный демонстративного
отвращения к самому себе, он представал перед Командиром и, не скрывая ни
йоты того, что могли наблюдать КПы, с предельной образностью обрисовывал
внутренний мир аборигена, который по сравнению с жителем Великой Логитании
неизменно оказывался тупым и похотливым животным, развращенным наличием
второй сигнальной системы. С жертвенной неумолимостью, чеканя каждое
слово, он припоминал из пережитого все самое постыдное как с точки зрения
аборигена, так и с точки зрения логитанина. Полученный таким образом
эталон аборигена был убедителен.
Сам же Девяносто третий приобрел незыблемую репутацию опытнейшего
специалиста по психологии разумных существ на других планетах. Надо
сказать, что сохранение этой репутации давалось ему без особых
затруднений.
Вот и сейчас он широким размеренным шагом следовал за Двадцать седьмой;
острые колени при каждом шаге так явственно обозначались под старым
хитоном, что казалось, вот-вот прорвут его; козлиная бородка ритмично
вздергивалась кверху. Улочка, по которой они подымались, огибала крутой
холм, осколки лиловатого камня скатывались с него под ноги идущим. С
поперечных улиц, сбегавших в низину, тянуло утренней свежестью - холодом,
смешанным с запахом только что пойманной рыбы и больших полосатых плодов,
растущих прямо на земле. Лучи только что поднявшегося светила, именуемого