"Евгений Борисович Лапутин. Студия сна, или Стихи по-японски " - читать интересную книгу автора

твердым намерением продолжить перечисление, но ни во-вторых, ни в-третьих,
ни так далее у него не было, и поэтому он осекся, смущенно замолчал,
представляя, что вот-вот сюда пожалует супруг Варвары Ильиничны - усатое
чудовище, великан с кровавыми глазами и зазубренным топором.
- Я думаю, нам всем следует немного успокоиться, - после паузы, во
время которой лишь кто-то процокал на каблучках внутри больших стенных
часов, примиряюще сказал Побережский, - но вы, голубушка, знайте, что вас я
все равно никуда не отпущу.
Чуть позже был накрыт общий стол, за который были допущены даже
Ангелина и Павла. Решили обойтись без всяких разносолов, так, на скорую
руку, без особой еды, зато с жидкостями. Из последних для Артура с Германом
значился чай, для взрослых - чудесная водочка. Правда, никто почти ничего не
пил. Дети, успевшие подглядеть анатомическую особенность Варвары Ильиничны,
никак не могли оторвать от нее взгляда и дождаться, пока она пойдет
укладываться спать, чтобы еще раз насладиться видом настоящего чуда.
Взрослые тоже все больше помалкивали, исподтишка приглядываясь к пришелице,
которая единственная, кажется, вела себя спокойно, уверенно и
сосредоточенно, спросив, кого как зовут, и для точности записав все имена в
маленький блокнотик огрызочком карандаша.
- Ну-с, - несколько раз начинал профессор-ихтиолог, желая сказать, что
пора и честь знать, но под взглядами остальных мгновенно осекался и в
который уже раз принимался бубнить про повадки каких-то там рыб, называя их
"умницами и красотульками", а потом затихал и снова говорил: - Ну-с...
Потом все-таки раздался звонок в дверь, страшно громкий и страшно
неожиданный, после которого Варвара Ильинична сообщила притихшей публике,
что это, должно быть, ее супруг, Иван Сергеевич, "точь-в-точь как Тургенев".
- Не отдам, все равно не отдам, - побелевшими губами себе под нос
пробормотал Побережский и, отдав распоряжение Павле, чтобы та пошла
открывать дверь, сам принес из кабинета маленький наганчик, который в дни
похуже так любил прикладывать к своему седоватому виску.
Там, у дверей, было слышно какое-то замешательство, два голоса - один
Павлы, другой грубый, мужской, с влажным прорыкиванием - о чем-то долго
препирались, пока гость, уже, как видно, выйдя из терпения, сказал
значительно громче, вполне различимо: "Нет уж, милая, ты все-таки представь
меня как положено!" В конце концов Павла сдалась и, войдя в комнату, строго,
как, должно быть, видела в каком-то фильмишке, провозгласила: "Иван
Сергеевич. Турегнев".
Турегнев оказался ростом совсем не сказочного, не былинного, и ничего
зловещего в его облике не было. Напротив, тело было тщедушным и бледным
настолько, что поневоле закрадывалась мысль о серьезной болезни, а
суетливость и мелкие движеньица выдавали робость и нерешительность. Он
хотел, было, с разгону поцеловать Варвару Ильиничну, но осекся под суровым
взглядом Побережского и ограничился тем, что чмокнул просто воздух.
- Вы хотите спросить меня, кто я таков, - начал он своим искусственным
басом, - так вот извольте, отвечу. Я муж этой прекрасной богоподобной особы.
На сей счет у меня при себе имеются даже все необходимые документы и
справки.
Подобная смелость и откровенность пришлись по душе Побережскому. Он
встал со своего места, вплотную подошел к Турегневу и навел свою раскрытую
ладонь тому на живот. Они обменялись дряблыми улыбками, затем - мягким