"Евгений Борисович Лапутин. Студия сна, или Стихи по-японски " - читать интересную книгу автора

Благодаря голосу (который в компаниях попроще принято называть
бархатным) и довольно сноровистому умению в нужной последовательности
пощипывать плоский пролинованный гитарный бочок, он там, на этих замшелых
германских просторах, обзавелся кучей закадычных - не разлей вода, до
гробовой доски - друзей, сведений о которых тоже нет никаких, хотя потом,
уже во времена своего американского богатства, он получил письмо от
какого-то Фрица, своим уродливым - буквы таяли и уменьшались к концу каждого
предложения, будто бы были леденцом, обсасываемым жадным языком, - почерком
напоминавшего о минувшей дружбе и "uber die lustige Tage und Nachte, die in
wunderbaren Kneipen verbrachten wurden".*
______________
* ...uber die lustige Tage und Nachte, die in wunderbaren Kneipen
verbrachten wurden (нем.) - ...о веселых деньках и ночках, проведенных в
замечательных кабачках.

Потом снова какие-то прочно забытые чудеса, благодаря которым он вдруг
находит себя на борту корабля, направляющегося в Америку. Он сильно пьян и
поэтому норовит забраться в уголок и вздремнуть. И то, и другое ему удается
с перебором: уголок оказывается холодным трюмом с ледяными мясными тушами, а
дрема - настоящим летаргическим сном, во время которого Пикус не только
успел насладиться калейдоскопом мерцающих образов, но и обзавелся внезапными
способностями к устному счету, которые впоследствии демонстрировал всякому
охочему до бесполезных фокусов обывателю, без ошибок перемножая и деля
семизначные числа.
Он проснулся без посторонней помощи, похудевший, при густой кудреватой
бороде, в превосходном настроении, с ясной головой и чистыми незапыленными
глазами, в которых придира, возможно, и обнаружил бы какие-то признаки
блаженного и беспечного помешательства. Его ангел-хранитель (в близкое
существование которого Пикус верил безраздельно и одно время даже пытался
установить с ним залихватски-дружеские отношения) терпеливо вел его под
локоток, в нужный момент подсказав правильные ответы на вопросы
иммиграционного чиновника, который без особого желания, но и без особых
проволочек саданул печатью по сомнительным документам Адама Яновича и сквозь
зубы поздравил его с прибытием на американскую землю.
Он довольно быстро (хотя и пережив две-три ночевки под открытом небом
на скамеечке в Центральном парке) женился на богатой и толстой женщине,
которая будто бы нарочно ждала человека, которому можно было перепоручить
все свои несметные сокровища и после этого спокойно умереть, что она и
проделала, меньше чем через год после свадьбы, оставив недоумевающего Пикуса
вдовцом.
Уже никаких обильных возлияний. Тихая, бесшумная бородка (подстриженная
память о двухнедельной летаргии), такие же глаза. Бережливое, рачительное
отношение к деньгам, никаких сомнительных спекуляций. Мизинец на правой руке
потихоньку вполз внутрь респектабельного кольца с бриллиантом. По утрам -
русская эмигрантская газета, "New York Times", кофе и крошащаяся песком
галета. Настороженность. Yes, you are right. Adam Pikus is my real name.*
Снова настороженность. И ожидание. Нет, не письма, он не доверял больше
чернильным словам. И не телефонного звонка - он не мог мириться с тем, что
от всего человека остается лишь голос, зарешеченный трубкой. И не
незнакомого указательного пальца, расплющенным мякишем давящего на пупочку