"Евгений Борисович Лапутин. Студия сна, или Стихи по-японски " - читать интересную книгу автора

выражалась только в том, что где бы они ни находились за пределами школы, то
сразу же становились объектами внимательного разглядывания. Они, должно
быть, еще только предполагали, что причиной тому является их странная, явно
неместная, диковатая красота вкупе с поразительной плавностью движений. Нет,
навряд ли так просто это можно объяснить словами; сохранившиеся их
фотографии той поры тоже ни в коем случае не могут служить объективными
документами. Все дело в том теплом воздухе, который они источали, все дело в
их хрипловатом смешке, который, конечно же, не будучи следствием никакой
порочности и двусмысленности, тем не менее сам собою навевал у других
какие-то развратные надежды, связанные с этими двумя юными леди. Все дело в
чем-то еще подобном, неуловимом и необъяснимом...
Следующей жертвой их сильнейшего магнетизма (список открывается, если
вы помните, Густавом Умбертом) стал обычный уличный полицейский, выходец из
Пуэрто-Рико, который, увидев вдруг, как сестры, взявшись за руки, переходят
улицу по зеленой команде "walk"*, тотчас же забыл все: про честь своего
черного мундира, про заветы своей покойной матери Люции, истовой католички,
про свое недавнее обручение, вызвавшее слезы на его выразительных маслиновых
глазах. Совершенно сомнамбулически он побрел следом за ними, сосредоточенно
теребя рукоятку своего "магнума", чтобы сразу пустить его в ход, когда на
девочек нападет какой-нибудь кровожадный уличный разбойник, но все его
упования на эту счастливую случайность были напрасны - многие оборачивались
на сестер-близнецов, но никто и не думал нападать на них; напротив, люд
попадался все больше скучный на вид, мирный и малозначительный: уличный
музыкант-негр с банджо, бесчисленные старики с шарфами на шеях, худые
англосакские старухи в клетчатых брюках, с горбатыми носами и втянутыми
морщинистыми щеками, безопасные мальчики в бриджах, клерки в белых
рубашках... И снова - музыкант-негр, сменивший банджо на нежную флейточку,
новые старики и старухи, пришедшие на смену выбывшим по смерти,
повзрослевшие мальчики, не такие безопасные, как прежде, но все равно не
заслуживающие никакого внимания, клерки все в тех же белых, но уже сероватых
рубашках.
______________
* Walk (англ.) - сигнал светофора: идите.

Этот самый Гомес проводил сестер до интерната и обессиленно присел на
ступеньки дома напротив. Он понимал, что совершенно невозможно ворваться
теперь в здание школы и просить, чтобы их обеих отдали ему навсегда. Но
также было совершенно невозможно представить себе без них свою следующую
минуту, следующий день и следующую жизнь.
Он был замечен; сестра Катарина вышла из дверей школы, погрозила
твердым пальцем белому "бьюику", не слишком услужливо, как ей показалось,
пропустившему ее через дорогу, и мрачно поинтересовалась у господина
полицейского, с чего это он уже пятый час сидит напротив и пялится на окна
детского католического интерната.
- Разве прошло уже пять часов? - удивился себе Гомес, разве не
мгновение ли прошло с тех пор, как он был очарован и уже навечно - а в этом
не было никакого сомнения - порабощен всего лишь видом двух одинаковых
девочек. Он даже не слышал их голосов. Разве прошло уже пять часов? Он с
радостью согласился бы просидеть здесь и пять жизней, если бы хоть раз в
каждую из них он смог увидеть сестер. Разве прошло уже пять часов? Конечно