"Иван Лаптев. Власть без славы " - читать интересную книгу автора

оказался свободным кабинет Л. М. Замятина, заведующего специально под него
воссозданным[3] отделом международной информации. Леонид Митрофанович был,
как теперь известно, главным инициатором трилогии "Малая земля",
"Возрождение", "Целина". Должно было последовать продолжение, но судьба
распорядилась иначе. И наверное, ее насмешкой было то, что именно в кабинете
человека, придумавшего самые масштабные планы прославления Брежнева, теперь
мы писали некролог Брежневу.
Через несколько минут перед нами уже лежали подшивки старых газет с
материалами по случаю смерти Сталина, с речами, произнесенными по этому
поводу Хрущевым, Берией, Маленковым, другими "наследниками" генералиссимуса.
Тут же появилась биография Брежнева, приветствие ему по случаю 70-летия ЦК
КПСС, Совета Министров СССР, Президиума Верховного Совета СССР. Я еле
удержал смех - не к месту и не ко времени. Просто вспомнил, как сочинял это
приветствие, как меня закрыли в громадном кабинете " 300 на третьем этаже
первого подъезда, М. В. Зимянин забирал у меня рукописные листочки и в таком
виде носил их Суслову. Оттуда возвращались либо одобрение, либо руководящие
указания, и я продолжал работать. Через день мое сочинение было перепечатано
неведомой машинисткой и "спущено" в отдел пропаганды для "некоторой
доработки". Ее задачей было "масштабнее показать творческий вклад Леонида
Ильича в развитие теории марксизма-ленинизма". Упомянутый выше Г. Л. Смирнов
вызвал меня и под страшным секретом вручил проект приветствия.
Сформулировав, что надо сделать, предупредил: "Показывать только мне", и
велел: "Закрыться - и чтоб никто..." Я быстро сделал три или четыре варианта
"вклада", но, видимо, даже бумага не все терпит - Смирнов браковал один
вариант за другим. Тогда, вспылив, я сказал ему, что "вклада" вообще
никакого нет, что это ни в какие ворота - приписывать человеку то, о чем он
и знать-то не знает, ставить его в неловкое положение. Мой начальник страшно
испугался - теперь-то мы все знаем, как опасны речи в больших кабинетах, -
заорал на меня чуть ли не матерно:
- Дай сюда! Ни хрена не понимаешь серьезных вещей! Я сам сделаю!
Абзац "о творческом вкладе в развитие" занял в приветствии почетное
место.
Теперь нам предстояло переписывать это в посмертные тексты. Никто не
знал, с чего полагалось начинать. Наконец Косолапов придумал первую фразу, и
дальше уж работали быстро. Фалин, помню, предложил пригласить к нам одного
из помощников покойного генсека, на что Зимянин, заходивший в кабинет
буквально каждые полчаса, ответил малопонятным:
- Этим не я здесь распоряжаюсь...
Обращение сначала получилось большим, затем что-то из него исчезло.
Написанные нами страницы тут же перепечатывались, ксерокопировались,
исчезали. Потом поступали безымянные указания - убрать то, приглушить это.
Мы понимали: идет заседание Политбюро, решаются вопросы передачи и
перераспределения власти, созывается пленум, члены ЦК КПСС уже летят в
Москву. Ни у кого не было сомнений в избрании Генеральным секретарем Ю. В.
Андропова, но и коварство Политбюро мы тоже знали.
Около десяти вечера мы закончили работу и снова перешли в кабинет
Капитонова. Нам принесли ужин - густую овсяную кашу, мы съели ее прямо за
полированным столом заседаний, весь день жили одним чаем. Сочиненные тексты
где-то обсуждались и утверждались. Примерно через полчаса раздался звонок по
внутренней связи. "Да, Юрий Владимирович", - ответил Капитонов. Немного