"Франтишек Лангер. Розовый Меркурий " - читать интересную книгу автора

отсчитывал на пальцах, начиная их словами: во-первых, во-вторых,
в-третьих... Когда он говорил тише, то я ясно видел места, напечатанные
петитом, а поднятый указательный палец означал, что сказанное следует
отнести к подстрочным примечаниям. И, как всякий научный труд, лекция его
была насыщена множеством цифр, дат, названий мест, книг, журналов, каталогов
и авторитетов.
За эти полчаса он порозовел, между тем как я чувствовал, что бледнею и
у меня кру жится голова. Лишь когда он протянул руку за фолиантом, чтобы
дополнить, как он выра зился, свою теоретическую лекцию практической
иллюстрацией, я пришел немного в себя. Мои силы внезапно восстановила та
давняя двенадцатилетняя пора, которую каждый человек носит в себе до самой
смерти, и я ощутил вдруг огромное любопытство к коллек ции пожилого
господина. То, что я увидел, не было даже в дальнем родстве с моими
мальчишескими марками, замусоленными, порванными, жалкими, казавшимися пре
красными лишь детскому воображению. Ни один паренек не смел даже и мечтать о
таком волшебном кладе, о таком великолепном музее. В этих томах, лист за
листом, швейцар ские марки приятно радовали глаз своими нежными красками,
иногда отделенные одна от другой, как танцовщицы, или, наоборот,
выстроившиеся, как рота солдат, строка за стро кой. Много раз отдельные
марки или даже целые группы марок повторялись и, на мой взгляд, выглядели
совершенно одинаковыми, однако для господина Крала они были пол ны
существенных различий. Иные, густо устланные марками страницы, внезапно
сменя лись, скажем, лишь одной единственной строкой марок. Но бывало и так,
что в центре це лой страницы сияла одна единственная марка, по-видимому,
из-за своей ценности заключенная в прозрачный блестящий конвертик. Тогда
большое белое бумажное пространство вокруг нее казалось ореолом.
Переворачивая так листы, господин Крал внезапно замер от удивления.
Одна стра ница была пуста, и лишь следы наклеек показывали, что недавно
здесь хранились марки. Он с беспокойством рассматривал пустые места и потом
заметил:
- Значит, они выпали отсюда, когда книги выскользнули у меня из рук.
- А они были редкими? - спросил я у него тем же тоном, каким мы,
мальчишки, когда-то спрашивали друг друга.
- Жаль. Среди них была весьма приличная пара пятисантимовых марок
Женевы выпуска 1843 г. Что ж, в дублетах у меня есть еще одна такая пара, но
похуже.
Это был ответ на непонятном для меня языке, и я попытался получить
перевод на самом понятном языке в мире, а именно на языке цифр. Я спросил,
сколько она стоила бы.
- Если бы мне вздумалось купить ее, - откликнулся он, - то наверняка
при шлось бы отдать двадцать тысяч. Конечно, если бы какой-то случай свел
меня с ней. Но я говорю вам, мне незачем ее покупать.
Услышав это, я немедленно расплатился и решительно заявил пожилому
человеку, что направлюсь искать марку. Не позволим же мы валяться двадцати
тысячам где-то в грязи.
Но он не разрешил мне даже встать со стула.
Придет же в голову - снова кинуться в этакую кутерьму! Эти марки не
стоят того. Вы что, не дорожите жизнью?
И, чтобы отвлечь меня от этого намерения, он снова принялся
перелистывать стра ницы альбома и, давая специальные объяснения,