"Сельма Лагерлеф. Сказка о сказке (новеллы)" - читать интересную книгу автора

кудрями, которые, как туча, вздымались над его челом: "Что, мол, ты хочешь
этим сказать? Уж не думаешь ли ты, Лильекруна, что, кроме твоего дома, мне
некуда пойти? Вот еще! Да меня ждут не дождутся на железной фабрике в Бру!
Для меня, мол, и комната приготовлена, и чарка с вином налита! Одним словом,
мне надо спешить, только вот не знаю, кого навестить первого".
- Бог с тобой! - ответил Лильекруна. - Поезжай, коли ты так хочешь!
После обеда Рустер испросил взаймы лошадь и сани, шубу и меховую
полость. С ним послали работника, чтобы тот отвез Рустера в Бру, и наказали
ему поскорей возвращаться: похоже было, что разыграется метель.
Никто не поверил, что Рустера где-то ждут или что найдется такое место
в округе, где бы ему были рады. Однако всем так хотелось поскорей от него
отделаться, что никто не признался перед собой в этих мыслях. Гостя
торопливо спровадили, ожидая, что без него в доме сразу же станет хорошо и
весело.
В пять часов все собрались в зале, чтобы пить чай и плясать вокруг
елки, но Лильекруна был молчалив и печален. Он не садился на волшебную
скамейку, не притронулся ни к чаю, ни к пуншу, не сыграл им польку,
отговорившись тем, что будто бы неисправна скрипка, а кому охота плясать и
веселиться, те пускай, мол, обходятся сами.
Тут уж и хозяйка встревожилась, и дети расстроились, и все в доме пошло
вразброд. Грустное получилось Рождество.
Молочная каша свернулась, свеча зачадила, из печи повалил дым, за окном
поднялся ветер, разыгралась вьюга, и со двора потянуло ледяным холодом.
Работник, которого послали отвозить Рустера, не возвращался,
домоуправительница плакала, а служанки перессорились.
А тут еще Лильекруна вспомнил, что забыли выставить рождественский сноп
для воробьев, и начал ворчать на женщин, что вот, дескать, старые обычаи
позабыты, все бы вам только модничать, а сердечной доброты ни в ком не
осталось. Однако они хорошо понимали, что на самом деле его мучают угрызения
совести из-за того, что отпустил малыша Рустера и не уговорил его остаться
на Рождество.
Вдруг хозяин встал, вышел вон и, запершись в своей комнате, начал
играть на скрипке; такой игры от него давно не слыхали с тех пор, как он
бросил бродяжничать. В музыке звучала злость и насмешка, страстный порыв и
мятежная тоска: "Вы думали посадить меня на цепь, а мне не страшны ваши
оковы! Вы думали принизить меня до вашей мелочности. А я вырвался от вас на
волю, на простор. Эй вы, скучные, серые людишки, рабские душонки! Попробуйте
меня поймать, если сможете угнаться!"
Послушав скрипку, жена сказала:
- Завтра он убежит, и ничто его не остановит, кроме Божьего чуда. Вот
из-за нашего плохого гостеприимства мы сами накликали беду, которой боялись.
А малыш Рустер тем временем все ехал куда-то сквозь метель. Он ездил от
усадьбы к усадьбе и везде спрашивал, нету ли для него работы, но нигде его
не принимали. Ему даже не предлагали выйти из саней. У одних был полон дом
гостей, другие сами собирались завтра ехать в гости.
- Поезжай к соседу! - отвечали ему повсюду.
Его даже звали пожить несколько дней и поработать, но только потом,
после Рождества. Сочельник бывает раз в году, и дети с самой осени ждали
праздника. Разве можно посадить за праздничный стол рядом с детьми такого
человека! Раньше его охотно приглашали, но теперь другое дело: кому нужен