"Сельма Лагерлеф. Предание о старом поместье" - читать интересную книгу автора

вперед. И такой покой и безмятежность охватили Гуннара Хеде, какие можно
ощутить лишь в хорошо знакомой среде. Спокойствие и уверенность вселял в
него этот маленький островок. И улеглась вечная тревога, мучившая его.
Он всегда чувствовал себя в окружении врагов и постоянно был настороже,
стремясь защитить себя. Уже много лет не испытывал он такого покоя, который
помог бы ему забыться, и вот теперь он снизошел на него.
И сидя так, без мыслей в голове, Гуннар Хеде вдруг сделал чисто
механическое движение, как бывает, когда человек находится в привычных
условиях. Перед ним простирался лед озера, на ногах у него были коньки, и
вот он встал и заскользил по льду. Он так же мало думал о том, что делает,
как человек, использующий во время еды вилку и нож.
Он скользил по озеру, чувствуя, что лед необыкновенно хорош для
катания. Он отъехал уже довольно далеко от берега, прежде чем осознал, что
катается на коньках.
"Превосходный лед, - подумал он, - странно, отчего я вчера не катался?
Нет, я не мог вчера не кататься, - успокоил он себя. - Нельзя терять ни дня,
пока у меня каникулы".
Должно быть, именно потому, что это занятие было столь привычно для
Хеде до его болезни, в нем пробудилось его прежнее "я". И в сознании его
начали возникать мысли и представления, относившиеся к его прежней жизни. Но
одновременно канули в небытие мысли, связанные с его болезненным состоянием.
Как бывало во времена его прежних прогулок на коньках, он описал
большой круг, чтобы проехать мимо узкого мыса. Он сделал это неосознанно,
но, приблизившись к мысу, понял, что свернул сюда для того, чтобы увидеть,
освещено ли окно в комнате его матери.
"Она, верно, думает, что мне пора вернуться. Но пусть подождет немного.
Уж очень хорош нынче лед на озере".
Он ощущал радость от движения, от прекрасного вечера. Кататься на
коньках таким вот лунным вечером - большое удовольствие. Он любовался этим
плавным переходом к ночи. Свет еще не совсем померк, но уже опускается на
землю ночной покой. Лучшее время между днем и ночью!
Тут он заметил на озере еще одного конькобежца. Это была молодая
девушка. Он не был уверен, что знаком с нею, и направился в ее сторону,
чтобы разглядеть ее. Нет, она была ему незнакома, но он, проезжая мимо нее,
все же не преминул сказать несколько слов насчет того, какой нынче
прекрасный лед.
Незнакомка была, без сомнения, из городских, поскольку явно не привыкла
к тому, чтобы с ней вот так запросто заговаривали. Она страшно перепуталась,
когда он обратился к ней со своим замечанием насчет льда. Впрочем, у него и
впрямь необычный вид в этом костюме простолюдина.
Ну что ж, он не станет больше ее пугать. Хеде свернул в сторону. Озеро
достаточно велико, и места на нем хватит для них обоих.
А Ингрид с трудом удержалась от крика. Он подъехал к ней, такой учтивый
и элегантный, со скрещенными на груди руками, с чуть сдвинутой набок шляпой
и с откинутыми со лба волосами, которые больше не падали ему на глаза.
И речь его была речью образованного человека, далекарлийский диалект
почти не чувствовался в ней. Но Ингрид недолго удивлялась. Поспешно
направилась она к берегу.
Запыхавшись, Ингрид вбежала в кухню. Она не знала, как ей покороче и
яснее сообщить свою новость.