"Сельма Лагерлеф. Предание о старом поместье" - читать интересную книгу автора

которую, можно сказать, еще земле не предали.
- Немало попреков наслушалась я от мужа из-за нее.
Дело в том, что у пасторши была потребность говорить с кем-нибудь о
покойнице. Она чувствовала некоторые угрызения совести из-за своей приемной
дочери. Оттого-то и затеяла она столь пышные поминки. Ей казалось, что
совесть не будет так сильно мучить ее, если она взвалит на себя все эти
хлопоты с поминальным обедом. Но этого не случилось. Ее мужа тоже мучила
совесть. Он говорил, что они не сдержали слова и не обращались с девушкой,
как с родной дочерью, хотя он и обещал это, когда удочерил ее. И он
утверждал, что лучше было бы вовсе не брать ее в дом, раз они не сумели
полюбить ее, как собственное дитя. И теперь приемной матери требовалось
поговорить с кем-нибудь о девушке, чтобы выведать, не кажется ли людям,
будто она чересчур жестоко обходилась с ней.
Она заметила, как Лиза в сердцах стала энергично помешивать поварешкой
в котле, точно ей было трудно совладать со своими чувствами. Девушка она
была сметливая и знала, как подольститься к хозяйке.
- Сдается мне, - начала Лиза, - если уж у тебя есть мать, которая
печется о тебе денно и нощно, холит тебя и лелеет, так не грех бы, кажется,
постараться угодить ей и быть послушной. И коль тебя взяли в почтенный
пасторский дом и воспитывают, как благородную, то надо бы хоть какую ни на
есть пользу приносить, а не все только бездельничать да мечтать. Хотела бы я
знать, что сталось бы с нею, ежели бы пастор не взял к себе в дом эту
маленькую нищенку. Небось, шаталась бы по дорогам с этими циркачами да и
померла бы где-нибудь под забором, как последняя побродяжка.
Тут во дворе усадьбы появился далекарлиец, тот самый, что и в
воскресенье бродит со своим мешком по дорогам. Он тихо вошел в открытую
дверь кухни и поклонился, хотя никто не ответил ему на приветствие. Хозяйка
и служанка обернулись, но, увидев, кто пришел, как ни в чем не бывало
продолжали беседу.
- Может, оно и к лучшему, что девушка померла, - сказала пасторша.
- Вот что я вам скажу, хозяйка, - подхватила служанка, - сдается мне,
что пастор и сам понимает это, а если нет, то в скорости непременно поймет.
В доме наконец настанет покой, и пастор этому только рад будет!
- Да уж наверняка поймет, - сказала пасторша. - Ведь мне то и дело
приходилось препираться с ним из-за нее. На ее одежду такая пропасть денег
уходила, что уму непостижимо. А он все боялся, как бы ее не обделили, так
что иной раз ей перепадало даже больше, чем собственным детям. Она ведь
старше всех была, и на нее материи много надо было.
- Теперь, небось, вы, хозяйка, ее платье Грете отдадите?
- Да, либо Грете отдам, либо себе оставлю.
- Не больно-то много от нее, бедняжки, осталось.
- Никто и не ждал от нее наследства, - сказала пасторша. - Хватило бы и
того, чтобы она по себе добрую память оставила.
Именно такие речи и ведутся, когда у человека совесть нечиста и ему
хочется оправдать себя. Приемная мать Ингрид наверняка говорила не то, что
думает.
Далекарлиец повел себя точно так же, как он обычно поступал, приходя в
усадьбу торговать. Постояв немного и оглядевшись в кухне, он очень бережно
поставил мешок на стол и принялся расстегивать ремни. Затем оглядевшись еще
раз, чтобы окончательно убедиться, что ему не грозит опасность со стороны