"Сельма Лагерлеф. Сага о Йёсте Берлинге" - читать интересную книгу автора

Марианна не удержалась от смеха.
- Ведь каждый знает, что Йёста Берлинг - неотразим. Моя вина ничуть не
больше, чем других.
И они пришли к полному согласию - делать вид, будто ничего не
произошло, чтобы никто ничего не мог заподозрить.
- Могу я быть уверена в том, что правда никогда не выплывет наружу,
господин Йёста? - спросила она, когда им пора было выйти к зрителям.
- Можете, фрёкен Марианна. Кавалеры умеют молчать, я ручаюсь.
Она опустила веки. Странная улыбка заиграла у нее на устах.
- А если правда все же выплывет наружу, что подумают обо мне люди,
господин Йёста?
- Ничего они не подумают, они ведь знают, что это ничего не значит. Они
решат, что мы вошли в роль и продолжали игру.
Еще один вопрос сорвался как бы невзначай из-под опущенных век, с
натянуто улыбающихся губ Марианны.
- Ну а вы сами, господин Йёста? Что вы, господин Йёста, думаете обо
всем об этом?
- Я полагаю, что вы, фрёкен Марианна, влюблены в меня, - пошутил он.
- У вас нет оснований так думать, - улыбнулась она. - А не то мне
придется пронзить вас, господин Йёста, этим вот испанским кинжалом, чтобы
доказать вашу неправоту, господин Йёста!
- Дорого обходятся женские поцелуи, - сказал Йёста. - Неужто ваш
поцелуй стоит жизни, фрёкен Марианна?
И тут вдруг Марианна одарила его пламенным взглядом, таким острым, что
Йёста ощутил его, как удар кинжала.
- Лучше бы мне видеть вас мертвым, Йёста Берлинг, да, мертвым, мертвым!
Эти слова пробудили старую мечту, зажгли старую тоску в крови поэта.
- Ах, - сказал он, - если б эти слова значили больше, чем просто слова,
если б это были стрелы, вылетающие из темных зарослей, если б это были яд
или кинжал. Если б в их власти было бы умертвить мое жалкое, мое бренное
тело и помочь душе моей обрести свободу!
Она снова спокойно улыбалась.
- Ребячество! - сказала она и взяла Йёсту под руку, чтобы выйти вместе
с ним к гостям.
Они не сняли свои костюмы, и появление их уже не на сцене вызвало новую
бурю восторга. Все восхваляли их. И никто ничего не заподозрил.
Снова начались танцы, но Йёста Берлинг покинул бальный зал. Сердце его
болело от взоров Марианны так, словно в него вонзили острый стальной клинок.
Он хорошо понял, что она хотела сказать.
Любить его - позор, быть любимым им - позор, позор худший, чем смерть.
Никогда больше не станет он танцевать, он больше не желает видеть их,
этих прекрасных женщин.
Он хорошо знал, что эти прекрасные глаза сверкают, а эти розовые щеки
пылают не для него. Не для него парящий полет легких ножек, не для него
звучит низкий, грудной смех. Да, танцевать с ним, мечтать вместе с ним - это
они могут; но ни одна из них не захотела бы всерьез принадлежать ему.
Поэт отправился в курительную комнату к пожилым мужчинам и занял место
за одним из игорных столов. Случайно он оказался за одним столом с
могущественным заводчиком и владельцем поместья Бьёрне, который восседал
там, играя в кнак. Вперемежку он держал польский банк, собрав пред собой