"Сельма Лагерлеф. Сага о Йёсте Берлинге" - читать интересную книгу автора

поддерживающих балкон, перемахнул через балюстраду и, как было
предопределено патроном Юлиусом, упал на колени к ногам прекрасной Марианны.
Чарующе улыбаясь, она протянула ему руку для поцелуя, и пока эти двое,
всецело поглощенные любовью, не отрывали глаз друг от друга, занавес упал.
А пред ней по-прежнему стоял на коленях Йёста Берлинг с нежным, как у
поэта, и бесстрашным, как у полководца, ликом; его выразительный взгляд
сверкал дерзостью и умом, молил и повелевал. Йёста был ловок и силен, пылок
и пленителен.
Пока занавес поднимался и опускался, молодые люди по-прежнему
оставались в той же позе. Взор Йёсты притягивал прекрасную Марианну, он
молил, он повелевал.
Наконец аплодисменты смолкли, занавес бесшумно упал, никто их больше не
видел.
Тут прекрасная Марианна, наклонившись, поцеловала Йёсту Берлинга. Она
сама не понимала, зачем она это сделала, но она должна была так поступить.
Он крепко держал ее голову и не отпускал ее. А Марианна целовала его снова и
снова.
Да, виноват во всем был балкон, лунный свет, кружевная вуаль, рыцарское
одеяние, серенады, аплодисменты. Бедные молодые люди были тут ни при чем.
Они этого не хотели. Она отвергала графские короны, готовые украсить ее
голову, и проходила мимо миллионов, брошенных к ее ногам, вовсе не из-за
того, что мечтала о Йёсте Берлинге; да и он не забыл еще Анну Шернхёк. Нет,
вины их в том не было, никто из них этого не хотел.
В тот день поднимать и опускать занавес было поручено кроткому
Лёвенборгу, у которого глаза вечно были на мокром месте, а на устах
постоянно блуждала улыбка. Вечно рассеянный из-за одолевавших его горестных
воспоминаний, он почти не замечал, что творится вокруг, и так никогда и не
научился выполнять хорошенько свои земные дела. Увидев, что Йёста и Марианна
приняли новую позу, он решил, что это тоже входит в живые картины и начал
тянуть занавес за шнур.
Молодые люди на балконе ничего не замечали до тех пор, пока на них
снова не обрушился шквал аплодисментов.
Марианна вздрогнула и хотела убежать, но Йёста крепко держал ее, шепча:
- Не шевелись, они думают, что это входит в живые картины!
Он чувствовал, как она вся дрожит и трепещет и как пламя поцелуев
угасает на ее устах.
- Не бойся! - шептал он. - Прекрасные уста имеют право на поцелуи.
Им пришлось оставаться на месте, пока занавес поднимался и опускался. И
всякий раз, когда сотни пар глаз смотрели на них, столько же пар рук
обрушивали на них шквал аплодисментов.
Ведь как приятно смотреть на молодую пару, олицетворяющую счастье
любви. Никто и подумать не мог, что эти поцелуи вовсе не театральный мираж,
не иллюзия. Никто и не подозревал, что сеньора дрожит от стыда, а рыцарь от
волнения. Никто и подумать не мог, что далеко не все на балконе входит в
живые картины.
Наконец Йёста и Марианна оказались за кулисами.
Она провела рукой по лбу, коснувшись корней волос.
- Сама себя не понимаю, - сказала она.
- Стыдитесь, фрёкен Марианна, - сказал с гримасой Йёста Берлинг и
всплеснул руками. - Целовать Йёсту Берлинга, стыдитесь!