"Пер Лагерквист. Улыбка вечности" - читать интересную книгу автора

И не было места ни отчаянию, ни тревоге, ни беспомощности. Во всем был
полный порядок. Все было как надо.
Все были просто потрясены. Глубокая радость и благодарность переполняли
их. Медленным взглядом обводили они все окружающее, тишь и благодать царили
вокруг и полное единство. Они вспоминали, как они боялись, как блуждали в
поисках, как вечно страдали, как мучились страхами и сомнениями, как
копались бесконечно в себе и не могли докопаться до дна, как брели ощупью в
потемках, отыскивая хоть кого-то, кто мог бы стать им братом, хоть кого-то,
хоть одного-единственного, - но разве кого отыщешь в беспредельной пустыне,
которую и постичь-то невозможно. Глубокая радость и удовлетворение
переполняли их.
Но как тот, кто ночь напролет сражался с бурей, а с наступлением утра
видит вдруг, что море утихло, ни ветерка, и свет дня распростерся в
бескрайней тиши, и сперва чувствует в восторге, что он спасен, что все -
ясность и свет, но, снова и снова вглядываясь в безмятежную даль, ощущает
вдруг потерянность и пустоту, так вот и они ощутили вдруг опустошенность в
окружавшей их теперь долгожданной ясности. Все было так просто и однозначно.
Все было так абсолютно ясно и понятно. Все было именно так, как им когда-то
и хотелось, именно о таком мечтали они всю свою жизнь. Не с чем больше было
бороться, не от чего было страдать.
Они стояли подавленные. Они стояли растерянные, не зная, что им с собой
теперь делать, куда теперь податься. Они вдруг сразу лишились всего, что
наполняло их существование. Никакие страхи не переполняли их. Никакие
тревоги не гнали их вперед. Все завершилось само собою, все было как надо. И
никакого повода искать бога у них больше не было. И без него все было
понятно, да и понимать-то было особенно нечего. Все было как оно есть.
Наступило глухое молчание, мрачно и пусто было вокруг.
И тогда вышел вперед некто и заговорил голосом хриплым, но
проникновенным, он был мал ростом и неряшлив, но, выпрямившись, сразу стал
выше, и лицо его, одухотворенное и нервное, передавало все движения души. Он
говорил:
Так что же я такое?! Что же я такое?!
Эта жизнь, что мы проживаем в борьбе и страданиях, что нависает над
нами непроглядным мраком, сквозь который пытается пробиться наша робкая
мысль, жизнь, по которой мы бредем все вперед и вперед, чтобы отыскать
наконец общую для всех и каждого истину - она, выходит, ничего такого не
содержит и только и делает, что повторяет самое себя. Снова и снова одно и
то же, все то же самое, тот же примитивный, убогий смысл, то же жалкое
знание, все то же ничто. Мы сражаемся без устали, а выходит, и сражаться-то
не за что! Мы терзаем себе грудь; а там, внутри, оказывается, всего лишь
сердце, которому назначено биться и умереть, как тысячам до него и после
него. Мы ощущаем священный огонь, пылающий у нас в груди, всепожирающее
пламя, а это, оказывается, всего лищь то самое горючее, что требуется для
поддержания его функции, чтобы оно могло биться; тепло для наших постелей,
чтобы мы, бедняги, не замерзли и не испустили дух.
Итак, все это лишь для того, чтоб мы не отдали концы. Чтобы только, не
дай бог, не отдать концы! А когда дело идет к закату, нас берут, словно
упитанных коров, сжевавших каждая свою порцию жвачки на солнечной земле, и
загоняют в стойло, каждую в свое; и единственное, что мы оставляем после
себя, - это навоз для травы будущего года. Удобрение, одинаково пригодное