"Пер Лагерквист. Улыбка вечности" - читать интересную книгу автора

подле кровати, трепетные блики ложатся на пол. Мне так уютно, так хорошо в
этой комнатке. Уж здесь-то я высплюсь всласть. Хозяйка, заметившая, как я
доволен и ублаготворен, снова расплывается в радушнейшей ухмылке, обнажающей
два ее клыка, десны между ними совершенно голые, эти челюсти - точно капкан
для лисиц, в любую минуту готовые захлопнуться. Нет, она просто великолепна!
Она оправляет постель, легонько приглаживает, потом скрещивает руки под
рудью, так что та выпирает, словно опара из корыта, и спрашивает, не надо ли
мне еще чего. Нет, спасибо, отвечаю я несколько растерянно. Тогда она
поворачивается и идет к двери. Обернувшись на пороге, она еще раз
спрашивает, уже более настойчиво, действительно ли мне ничего больше не
надо, это точно? Нет, нет, спасибо, повторяю я, несколько успокоенный. Она
желает мне доброй ночи и уходит.
Когда она закрывает за собой дверь, я начинаю не торопясь стаскивать с
себя одежду. Двигаться мне тяжеловато, я будто растолстел. Я не тороплюсь, с
удовольствием предвкушая, как я сейчас улягусь в постель и усну. На широких,
чисто вымытых половицах дрожат блики свечи. И вот я забираюсь под одеяло.
Простыни такие теплые и приятные. И все вокруг согревает и нежит. Я
вытягиваю ноги и коленями ощушаю легкую, в меру, грубоватость полотна.
Чудесное ощущение. Я складываю руки на животе и смотрю в потолок. Все здесь
свежевыбелено и красиво. И стены, и потолок. Свеча освещает комнату теплым
своим светом. Чистые белые занавески на окнах. А внизу под окнами бурлит и
шумит река, до чего же здесь хорошо и уютно.
Я лежу и думаю о жизни, о том; какая это все же приятная штука. Все
глубже погружаюсь я в дремоту, и все мне ясно и понятно. Я думаю о
мельничихе. Она стоит у меня перед глазами, такая вся полнокровная и
здоровая, простая и безыскусная - воплощение телесного изобилия и здоровья,
простоты и прямодушия. Будь все люди такими, их вполне можно было бы любить.
Еда приятной тяжестью лежит в желудке, мне лень пошевелиться. Тело мое
блаженствует. Время исчезает, и нет ничему ни начала, ни конца. В голове у
меня что-то переворачивается. Я чувствую, что как-то обалдеваю от всего
этого блаженства, чудесное ощущение. Потихоньку я погружаюсь в сон. Я
засыпаю. Сплю.
Много времени спустя, - проходит, мне кажется, не один год, - у меня
возникает такое чувство, будто кто-то вошел в комнату. Я, щурясь,
приоткрываю глаза, это, конечно, она, мельничиха. На ней уже ничего нет.
Когда она идет к постели, жирные ляжки трутся друг о друга. Но она очень
серьезна, какая-то уже не такая. Нужно погасить свет, говорит она
решительно; и она садится на свечу, свеча шипит. Да, конечно, говорю я, само
собой. Потом она забирается в кровать.
По мне как оно есть, так и правильно. Я счастлив.
Я обнимаю ее за шею. Она сразу вся обмякает. Мы говорим о жизни. Мы обо
всем думаем одинаково. Она много говорит о еде, я тоже. Я говорю, что с
первого взгляда был очарован ее пышным бюстом. Она выкладывает мне оба своих
пышных каравая. После этого проходит много лет.
Меня все время клонит в сон, и я вполне счастлив. Как-то я вспоминаю
про лошадь: что с нею сталось? Она съела сама себя, отвечает мельничиха, уже
давно. А, говорю я, вон оно что. Я много думаю о жизни. Думаю о том, как она
щедра и прекрасна. Свою мельничиху я очень люблю, и время для меня не
существует, и нет ничему ни начала, ни конца. А мельник? интересуюсь я. Он
смазывает колесо, говорит она. Ну-ну, говорю я. И проходит еще много лет.