"Пер Лагерквист. Карлик" - читать интересную книгу автора

не мог удержаться, чтобы не принять участия в столь рискованной игре, то
ли по какой другой причине, бог его знает. В сопровождении небольшой кучки
всадников он врезался в ряды неприятеля и стал рубить направо и налево,
явно прорываясь к дону Риккардо на помощь. Но тут его лошадь, получившая
удар копьем в грудь, рухнула наземь. Герцог вылетел из седла и очутился на
земле в окружении врагов. Это якобы переполнило дона Риккардо такой
яростью и такой отвагой, что он со своими людьми пробился сквозь
окружавшее их вражеское кольцо и при поддержке уцелевшей горстки
герцогских всадников сумел каким-то чудом не подпустить к нему врага,
покуда не подоспела выручка. Дон Риккардо будто бы истекал кровью от
множества ран. Намекали, что он, должно быть, понял, что герцог желал ему
смерти, и все же совершил такой поступок и спас жизнь своему господину.
Я в эту версию не верю. Она кажется мне слишком неправдоподобной. И
передаю я ее лишь потому, что именно так, я слышал, рассказывали о
драматических событиях того утра. Если сам я смотрю на дело по-другому, то
объясняется это прежде всего тем, что мне слишком хорошо известен характер
дона Риккардо. Я знаю его, как никто. Не такой он человек.
Версия эта, как мне кажется, слишком явно окрашена сложившимся у всех
представлением о доне Риккардо, да и его собственным о себе
представлением. Создалась красивая легенда, и никто уже не думает о том,
соответствует ли она истине. Считается, что он - сама храбрость и все, что
бы он ни делал, благородно, прекрасно и великолепно. А причиной тому лишь
его удивительная способность лезть всем в глаза, всячески привлекать к
себе внимание. Его поведение на войне отличается тем же смехотворным
тщеславием, что и все его поведение вообще, всякий его поступок. А это его
безрассудство, которое всех так умиляет, объясняется просто-напросто его
глупостью. Глупое безрассудство принимают за мужество.
Если он и в самом деле так безумно храбр, если он постоянно, как он
говорит, подвергает свою жизнь опасности - отчего, спрашивается, он никак
не погибнет? Вопрос напрашивается сам собой. Жалеть о нем никто бы не
стал, уж я-то во всяком случае.
На этот раз он был якобы весь изранен. Правда это или нет, мне
неизвестно, но я позволю себе усомниться. Не так уж, наверно, все страшно.
Раны, наверно, пустяковые. Во всяком случае, с тех пор я избавлен от
необходимости его видеть.
Зато я охотно верю, что он имел наглость сражаться в плюмаже цветов
герцогини, который она, как говорят, ему подарила перед тем, как мы
выступили в поход, и, значит, тем утром эти перья развевались у него на
шлеме, и он, выходит, открыто, пред всем светом, сражался в честь своей
дамы сердца. Отстаивая столь мужественно герцогское знамя, он сражался,
стало быть, в честь своей возлюбленной. И, спасая герцогу жизнь, он тоже,
стало быть, сражался в ее честь. А ведь только что обнимал другую женщину.
Возможно, и в бой пошел прямо из ее постели, украсив себя плюмажем,
подаренным дамой сердца, - предметом великой и пламенной любви. Истинная
его любовь распустилась пышным цветком над открытым рыцарским забралом,
меж тем как вероломная плоть еще хранила жар преступной страсти. Поистине
любовь между людьми - загадка. Неудивительно, что для меня она
непостижима.
Загадочны и отношения этих двух мужчин, связанных с одной и той же
женщиной. Не создает ли это своего рода тайных уз между ними? Иногда