"Пер Лагерквист. Карлик" - читать интересную книгу автора

их братской трапезой. Я в бешенстве смотрел на непорочные, торжественные
лица этих учеников, воображающих, будто они превыше всех и вся с этим
своим небесным повелителем, у которого такое неземное сияние над головой.
Я злорадно подумал, что скоро его схватят, что Иуда, съежившийся в дальнем
углу, скоро его предаст. Покуда он еще обожаем и почитаем, думал я, еще
восседает за братской трапезой - в то время как я тут выставлен на позор!
Но придет час и его позора! Скоро он уже не будет восседать в кругу своих,
а один будет висеть распятым на кресте, преданный ими же. Такой же голый
будет висеть, как я тут теперь стою, так же постыдно униженный.
Выставленный на всеобщее обозрение, на хулу и поругание. А отчего бы и
нет! Отчего бы ему не помучиться, как я теперь мучаюсь! Он постоянно был
окружен любовью, вскормлен любовью - меж тем как я вскормлен ненавистью. Я
всосал ненависть с молоком матери, отведав ее горького сока. Я лежал у
материнской груди, набухшей желчью, он же сосал добрую и ласковую Мадонну,
нежнейшую и прелестнейшую из женщин, и пил сладчайшее на свете материнское
молоко, какое не доводилось пить ни одному смертному. Сидит себе там
благодушествует в кругу своих, наивный добряк, не подозревая, что способен
вызвать чью-то ненависть, что кто-нибудь может причинить ему зло. Отчего
бы и нет! Что он за исключение! Он воображает, что, конечно же, должен
быть любимцем всех простых смертных, раз зачат от самого Бога-Отца. Какая
наивность! Какое ребяческое незнание людей! Ведь именно поэтому они и
затаили на него в сердце злобу, из-за этого самого чуда. Дети человеческие
не любят, чтобы их насиловал Бог.
Я все еще смотрел на него, когда, избавленный наконец от ужасного
надругательства, стоял в дверях этой проклятой трапезной, где пережил
величайшее в своей жизни унижение. Но ничего, подумал я, скоро ты будешь
продан за несколько эскудо благородным, высокопоставленным людям, - ты,
как и я!
И я в бешенстве захлопнул за собой дверь, отделившую меня от него и от
его создателя, маэстро Бернардо, который погрузился в созерцание своего
высокого творения и, казалось, успел уже забыть про меня, принявшего по
его милости такие муки.


Самое бы лучшее - не вспоминать про Санта-Кроче, самое лучшее -
постараться забыть. Но одно не идет у меня из ума. Покуда я одевался, мне
то и дело попадались на глаза разбросанные кругом рисунки, изображавшие
разных диковинных тварей, каких никто никогда не видывал и каких вообще не
существует в природе. Нечто среднее между людьми и животными: женщины с
перепончатыми крыльями летучих мышей, мужчины с мордами ящериц и
лягушачьими лапами, и мужчины с хищными головами грифов и когтистыми
лапами вместо рук, парящие в воздухе, подобно злым демонам, и еще какие-то
твари, не мужчины и не женщины, что-то вроде морских чудищ с извивающимися
щупальцами и глазами холодными и злыми, совсем как человечьи. Меня
поразили эти жуткие уроды, и я до сих пор не могу оправиться от
потрясения, они до сих пор стоят у меня перед глазами. Почему именно _это_
занимает его фантазию? Почему он вызывает из небытия эти отвратительные,
призрачные образы? Почему они ему мерещатся? Зачем он возится с чем-то,
чего и в природе не существует? Должна же быть какая-то причина! Видимо,
тут некая внутренняя потребность. А может, это занимает его как раз