"Пер Лагерквист. Карлик" - читать интересную книгу автора

интересуется всем на свете. Он берется объяснять что угодно, но, в отличие
от других, не всегда уверен в том, что его объяснения правильны.
Обстоятельно и подробно растолковав, как, по его мнению, надо понимать
то-то или то-то, он, случается, замолчит и задумается, а потом скажет в
сомнении: но возможно, оно и не так. Я не знаю, как это расценить. Можно
считать это своего рода мудростью, но ведь не исключено, что говорит он
так просто потому, что ему действительно ничего в точности не известно, и
тогда выходит, что все его старательно возводимые мысленные построения
мало чего стоят. Последнее наиболее вероятно, если я правильно оцениваю
возможности человеческого разума. Многие, однако, не понимают, что
несовершенство человеческого разума обязывает к известной скромности.
Возможно, он понимает.
Но герцог ничего такого не замечает, он слушает его с жадностью, словно
пьет из прозрачного источника, откуда ключом бьют знание и мудрость. Он
смотрит ему в рот, будто смиренный ученик учителю, хотя, разумеется, и не
роняя своего герцогского достоинства. Иногда он величает его "маэстро".
Интересно, в чем кроется причина столь льстивого смирения. Насколько я
знаю моего господина, какая-нибудь причина да имеется. Ученый муж чаще
всего делает вид, будто и не слышал этого лестного обращения. Возможно, он
и в самом деле скромен. Но с другой стороны, он иногда высказывается с
очень большой определенностью, очень убежденно отстаивает свое мнение и
приводит такие доказательства, которые свидетельствуют об остром и
проницательном уме.
Он, выходит, не всегда сомневается.
Говорит он неизменно спокойным, красивым и необыкновенно звучным
голосом. Ко мне он приветлив и проявляет, кажется, некоторый интерес.
Отчего, я не знаю. Чем-то он, пожалуй, напоминает герцога, так мне иногда
кажется, хотя я и не могу толком объяснить, чем именно.
Он не фальшив.


Примечательный чужеземец готовится приступить к работе в монастыре
францисканцев Санта-Кроче, будет писать какую-то картину на стене тамошней
трапезной. Значит, он всего-навсего малюет изображения святых и всякое
такое прочее, как и многие при здешнем дворе. Вот в чем, значит, его
"примечательность".
Я не хочу, конечно, сказать, что он не может быть одновременно и чем-то
иным, чем-то большим, и что его непременно надо приравнивать к примитивным
его собратьям по ремеслу. Он, надо признать, производит гораздо более
внушительное впечатление, и понятно, почему герцог слушает его гораздо
внимательней, чем всех других. Но не оракул же он в самом деле, чтобы
слушать его открыв рот, и не такая уж важная птица, чтоб сажать его каждый
день за один стол с собой. Нет, это необъяснимо. Ведь, что там ни говори,
он всего лишь ремесленник, и все, что он делает, он делает собственными
руками, пусть даже, при своей просвещенности и своем уме, он и объемлет
многое - до того уж многое, что сам не может уразуметь! Какие у него руки,
я не знаю, надеюсь, умелые, раз герцог его нанял, а что мысль его берется
решать задачи, до которых она не доросла, так ведь в этом он и сам
признается. Он, должно быть, фантазер. При всей ясности ума и обилии идей
он, должно быть, строит на песке, и тот мир, который он якобы творит, в