"Димфна Кьюсак. Жаркое лето в Берлине" - читать интересную книгу автора

смех!
Двадцать лет прошло, а стоит мне заснуть, я слышу топот их сапог,
словно марш самой судьбы. Но в то время только моя жена знала, что это была
поступь самого рока, растоптавшего Германию, а после Германии и Европу.
Но арестовали ее не за это. Ее прабабка была еврейка, известная
австрийская певица Элизабет Леман, фамилию которой моя жена носила по сцене.
То, что в жилах моей дочери течет одна шестнадцатая еврейской крови, было в
их глазах уже достаточным преступлением. А в чем было мое преступление? В
том, что я, чистокровный ариец, замарал себя позорным браком, что я
осквернил чистоту крови немецкого народа, женившись на женщине, в крови
которой была одна восьмая часть еврейской крови. Мой брат, известный
адвокат, выступал в мою защиту, но все было напрасно.
Меня заключили в Дахау близ Мюнхена. Обычно комендант лагеря, отправляя
заключенных на казнь, выстраивал нас, музыкантов, впереди колонны смертников
и заставлял играть веселую музыку. И, да простит меня бог, я играл. Я
человек несмелый, и я боюсь боли. Но когда он однажды приказал мне
аккомпанировать в офицерской столовой нацистам, распевавшим свои гимны, я
отказался. Почему, спросите вы. Не знаю, не могу объяснить. Когда я
вернулся, моя дочь не раз задавала мне этот же вопрос. "Пусть мы люди
аполитичные, все же мы оказывали сопротивление, заставляли считаться с
собой, - говорила она. - Мы боролись не только во имя прошлого Германии, но
и во имя нашего будущего!" Что мог я ответить? Сказал то, о чем
думал-передумывал в те черные ночи: "Эти руки созданы для музыки. Есть вещи,
которые они неспособны делать".
Каждый раз, когда я отказывался, они связывали мне руки за спиной и
подвешивали за них на крюк в центре парадного плаца.
Когда меня снимали с крюка, кисти рук были синими и распухшими, а в
суставах вывернуты. Они проделывали это неоднократно. Убедившись, что меня
нельзя заставить играть фашистские песни, они передали меня врачу, который
ставил опыты по замораживанию. Опыты эти стоили жизни многим сотням
заключенных.
Меня освободили, ведь дело получило широкую огласку, со всех концов
света стали поступать протесты. Почему они выпустили меня на свободу, я так
и не мог понять. Так просто было предоставить мне возможность умереть
"естественной смертью", как это проделывалось со многими. Я поехал в
Швейцарию. Я отдал все, что у меня было. Принял все меры, чтобы освободить
из концлагеря мою жену и дочь. Тут-то я узнал, что их нет в живых, и я уехал
в Австралию.
На родину я вернулся, как только кончилась война: до меня дошли слухи,
что моя дочь жива. Но была и еще причина. Как и многие, я верил, что
Нюрнбергский процесс положил конец нацистской Германии. В память жены и всех
тех, кто пострадал от рук немцев - среди них был и брат вашей матери, - я
счел своим долгом принять участие в строительстве новой Германии. Я горячо
верил, что Германия возродится к новой жизни, верил в справедливость. Я
чувствовал, что еще способен жить и работать. Мне обещали, что мои страдания
и мои потери будут возмещены. Но разве можно возместить утрату любимого
существа?
Сложив ладони рук, он коснулся ими лба, как человек, совершающий
молитву.
- Начались поиски. Я получил доказательство, что жена погибла в газовых