"Эдуард Самойлович Кузнецов. Дневники (Во время первого пребывания в трудовом лагере в 1967) " - читать интересную книгу автора

Я: - Сильва одновременно со мной проявляла какие-то свои фотографии. Я
не прятал от нее плоды своих трудов и, возможно, она прочитала несколько
страниц - в чем я не уверен. Но в том, что я печатал без ее помощи, в этом я
уверен полностью.
Прокурор: - Когда вы предложили Федорову участвовать в разбойном
нападении на советский самолет, вы сообщили ему, кто именно входит в состав
преступной группы? Я имею в виду национальность ваших сообщников.
Прокурор: - И как он к этому отнесся?
Я: - Нормально... Как это свойственно ему.
Русалинов (народный заседатель): - Почему вы, приезжая в Ленинград и в
Москву, всегда возили с собой всякую антисоветчину?
Я: - Какую, например?
Русалинов: - Ну вот Солженицына...
Я: - Вы большой католик. Солженицын - это, как известно, не
антисоветчина, а литература, "нерекомендованная для чтения". (Там пошла и
вообще ерунда - жаль времени, потому опускаю вплоть до Топоровой, адвоката
Федорова),
Топорова: - Вы давно знаете Федорова, и где вы с ним познакомились?
Я: - И с ним, и с Мурженко я познакомился в 62 г. в 7 лагерной зоне в
Мордовии.
Топорова: - Во время предварительного следствия вы заявили, что Федоров
отказался участвовать в побеге за границу, и вы при помощи шантажа,
психической обработки вынудили его согласиться. Расскажите об этом.
Я: - Отлично зная Федорова, я использовал некоторые особенности его
психики. - Обнажать здесь механизм этого воздействия я не считаю возможным.
Топорова: - Расскажите подробнее об особенностях психики Федорова.
Я: - У него нередки стрессовые состояния. Уверенность, что его
преследуют, достигала интенсивности маниакальной идеи, о чем знают все его
близкие. Я знаю, что долгое время он действительно был объектом слежки со
стороны КГБ, и именно это положило основание тому состоянию, которое я
считаю бредом преследования.
Топорова: - На предварительном следствии вы сказали, что Федоров
собирался в Швеции просить политическое убежище, а при выполнении ст. 201
(УПК) отказались от этого утверждения. Как было на самом деле? *
Я: - О каких-либо действиях за рубежом мы вообще не говорили. Я
вкладывал в понятие просьбы о предоставлении политического убежища не
специальный юридический смысл, который, как я позже убедился, софистически
обыгрывался следователями, а рассматривал эту просьбу об убежище как некое
ритуальное действо всякого не совсем легально попавшего за границу человека,
желающего стать лицом, неподлежащим выдаче государству-владельцу. Я не
догадался, что мои слова (а сказал я так: "Я намерен был поступить в
соответствии с обстоятельствами. Может, попросил бы и политическое убежище")
будут истолкованы как доказательство планируемых враждебных действий по
отношению к СССР. Не считая, что просьба об убежище - а право на нее дается
хотя бы ст. 15 Декларации прав человека - враждебный советскому государству
акт, я на вопрос о намерениях Федорова легкомысленно заявил, что и он,
возможно, попросил бы политическое убежище, если бы того потребовала
ситуация. При закрытии дела я понял двусмысленность игры следствия с этим
понятием и уточнил, что, собственно говоря, Федоров никогда не сообщал мне о
своих предполагаемых действиях за рубежом, хотя он делился со мной