"Эдуард Самойлович Кузнецов. Дневники (Во время первого пребывания в трудовом лагере в 1967) " - читать интересную книгу автора

завтра - насколько это будет можно. Он было обрадовался, но тут же
заподозрил: не окажется ли это хуже молчания? Я подтвердил его подозрения,
но объяснение не состоялось - начался суд.

В обеденный перерыв .
Лурьи: - Вы что - и дальше так намерены себя вести?
Я: - То есть?
Лурьи: - Ну вот это - с паспортом. (Он имел в виду следующее. На вопрос
судьи о национальности я ответил: "Еврей". Прокурор спросил: "Вы сказали
еврей, тогда как по паспорту вы русский. Как это объяснить?". Я: "Меня
спросили о национальности, а не о записи в паспорте"). Надеюсь, вы не
собираетесь превращать скамью подсудимых в пропагандистскую трибуну.
Я: - Начнем с того, что это мне не удастся, если бы я и вознамерился...
Лурьи: - Вот именно.
Я: - Но я этого и не собираюсь делать - возраст не тот, иллюзий нема.
Лурьи: - Ну и слава Богу.
Я: - Однако взгляды свои я выскажу - насколько это окажется возможным.
Лурьи: - Зачем вам соваться со своими взглядами? Спросят - куда еще ни
шло... Да и то - помягче формулируйте, раз уж вы так носитесь с ними.
Я: - Я с ними вовсе не ношусь, но не вижу необходимости скрывать их в
данной ситуации. Хотя и постараюсь не зарываться.
Лурьи: - Вот-вот. Помните притчу о метании бисера? Главное -
спокойствие.
Я: - Вы, Юрий Иосифович, по-моему, весьма приблизительно представляете
себе состояние подсудимого. Я же не хладнокровный злодей, старающийся
отвертеться от наказания. И более того - хладнокровие меня никогда не
прельщало как качество, каким я хотел бы обладать. Меня, представьте себе,
иной раз душит пафос негодования... - Тут уж никакие призывы к спокойствию
не помогают. Я согласен, что моя неприязнь к советизированному византизму
носит отчасти паранойяльный характер, но это в первую очередь именно из-за
вечного сокрытия своих взглядов.
Лурьи: - Я предлагаю вам компромисс... Я не настаиваю на том, чтобы вы
каялись и плакали. Но вот вам трезвый взгляд на положение вещей: сегодня
ведь не последний день, чтобы терять голову; нынешний суд это тактический
бой - его надо выиграть с минимальными потерями, сохранив силы на будущее.
Я: - Нет, это уже целая стратегия, а не тактика. Сколько раз я уже шел
на компромиссы из-за таких вот соображений! И всегда проигрывал... себя.
Лурьи: - Ну, дело ваше.

Вечером .
Лурьи: - Завтра ваш черед. Прошу о максимуме сдержанности.
Я: - Боюсь, это мне не удастся. Да и не для чего,
Лурьи: - Думаете, вам обязательно 15 дадут?
Я: - Ни тени сомнения. Так что вы особенно-то не распинайтесь.
Лурьи: - Может, удастся хоть годик выцарапать. - Дальше ничего
интересного, под конец о Соловьеве и Каренине - это я уже записал выше.
Вот-вот за мной придут.

Вечером 16.12. Еще утром было мелькнуло оставить тетрадь с моей "речью"
в камере и отказаться в суде от всяких объяснений, ограничившись заявлением,