"Эдуард Самойлович Кузнецов. Дневники (Во время первого пребывания в трудовом лагере в 1967) " - читать интересную книгу автора

максимальной свободе не неизбежно расшибает лоб о неодолимую стену
социально-политического рабства. Стена эта есть, очевидно, всюду, но она не
должна быть излишне прочной, - однако достаточно прочной для тех, кому нужна
свобода рук лишь для установления диктатуры. Большинство с удовольствием
подчиняется. И пусть. Не тащить же их насильно в рай (да и не в рай вовсе)
свободы. Вопрос еще и в гарантиях неиспользования обывателя в ущерб
свободным. *** От "свободы как осознанной необходимости" до иронии Т.
Манна - "Добровольное рабство - это и есть свобода" - один шаг. Хотя
поспешный шаг в другую сторону - анархическое бунтарство, романтический
нигилизм... *** Почему сегодня Герцен устыдился бы серьезности тона
повествования о себе в "Былых и думах" ("Я благословил свои страдания, я
примирился с ними..." и т. п.)?
Герцен, как и большинство мемуаристов, так или иначе творящих легенду о
собственной личности, слишком всерьез воспринимают себя. Это характерная
черта той эпохи. Ведь и его воспринимали всерьез и известно, что в конце
концов эта серьезность оправдала себя в некотором смысле. Где причина и где
следствие? Точнее, где следствие само становится причиной? Тот век намного
нас моложе, в том числе и на целую советскую власть. Революционерам было
ради чего умирать, верующим в Бога было куда умирать. Я же - рядовое дитя
второй половины XX века - полагаю, что нет такой идеи, ради которой стоило
бы умирать, и уж тем более - ради которой стоило бы рубить чужие головы.
Сколько их было, этих идей - единственно истинных! - и голов! Проходило
время и оказывалось, что идеи-то не совсем то, что нужно - а отрубленных
голов уже не приставить. *** У нас тоже есть свой первородный грех - грех
национального и социального происхождения. *** Герцен отнюдь не иконный
прототип. Жизнь его полна и взлетов и падений. Но всегда он - человек. У
Ленина (иконного) нет человеческих слабостей, как нет и падений, и
поражений, и ошибок, как нет и друзей. У Герцена Огарев, а у него кто?
Коба - одна из его ипостасей, которой нужно было лишь время для полного
проявления себя. *** Если судить о Ницше не только по его писаниям, он погиб
бы в гитлеровском концлагере, хотя его афоризмы были наиболее расхожей
идеологической монетой среди участников национальной формы
пролетарско-мещанского движения. Не то же ли случилось бы и с Герценом,
писавшим о России: "Все преступления, могущие случиться на этом клочке земли
со стороны народа против палачей, оправданы вперед!" Тут речь с самого
начала именно о преступлениях.

13.12. Послезавтра суд. Вчера утром вдруг вознамерился составить
черновик выступления в суде, если я на таковое почему-либо решусь. Оба дня
безостановочно строчил и только сейчас, в десятом уже часу кончил. Так и не
определил окончательно тип своего поведения на суде. Написанное - уже самим
фактом своего существования - тяготеет к произнесению.

14.12. Решил переписать сюда подготовленное мною выступление, заодно
подчищу его в процессе переписки - надо убрать все
излишне острые политические углы - только минимум.
"Прежде, чем приступить к изложению обстоятельств, предшествовавших
моей попытке нелегально покинуть пределы СССР, я хотел бы обратить внимание
суда на специфику правонарушения, совершенного мною и моими друзьями. Нами
двигали не вполне обычные страсти и без детального разбора всех