"Анатолий Кузнецов. Огонь" - читать интересную книгу автора

редколлегии уважаемого журнала, с уважаемыми карандашами в руках. Написанный
для газеты рассказ лежал пока "под вопросом". Уныло справляясь о его судьбе,
Павел увидел эту самую тассовскую заметку в пять строк. Похвастался, что сам
из Косолучья. Дальше было просто. Он подумал: "А почему не съездить на
день-два? Время как раз есть".
Будущий очерк (всё с натуры: как задували домну, как дали первый
металл) под далеко не оригинальным названием "Рождение гиганта" (условно,
только условно!) был тут же вставлен в план, а Павел пошёл оформлять
командировку.
Здесь время сказать, что о домнах он имел понятие весьма скромное.
Чтобы не сказать никакое. Впрочем, для того, чтобы написать очерк с натуры,
это не могло иметь решающего значения, и он храбро взялся.
Конечно, Павел знал о домнах то, что знают все добрые люди: "Встав на
предпраздничную вахту, металлурги..." Подобно другим зрителям в кинотеатре
скучал, глядя ту часть журнала "Новости дня", где льётся металл, бушует
пламя, сыплются искры и мужественные металлурги в рыбацких шляпах непременно
шуруют длинными кочергами в огне.
Но в конце концов невозможно нынче человеку знать устройство и
технологию всего на свете. Телевизор у каждого в комнате куда ближе, чем
домна, а многие ли в нём понимают? Ознакомиться с домной Павел решил на
месте, впрочем, ведь и не в устройстве дело: для очерка важнее всего люди. В
людях Павел более или менее мог разбираться, по крайней мере иногда в это
сам верил. Одним правил при этом было: не спешить выносить суждение. Он не
любил сам много говорить - любил больше слушать. Не любил, когда предлагали
поверить на слово, - предпочитал увидеть дело. Древние, как мир, простые
правила эти, как ни странно, не так уж популярны среди людей. На словах - о,
да! Но на деле... Многие коллеги Павла недоумевали, откуда у него в книгах и
то и сё, критика писала о секрете его особенного видения жизни. Секрета не
было.
Дату и час пуска этой сверхмощной домны так и не удалось выяснить.
Сколько ни звонил на завод, оттуда отвечали: "Да вот сейчас... Сейчас уже не
сегодня-завтра. Вот-вот!" И Павел тревожился, как бы не опоздать. Вот почему
он выехал на ночь глядя, да и на похоронах всё возвращался мыслью к этой
домне.

Похороны должны были кончиться рано. Назначили на девять утра, но пока
прощались, собирались, задержки разные - автобусы выехали только в половине
одиннадцатого. Ехали по городу, одолевая заторы, задерживаясь перед
светофорами, приехали куда-то на другой конец города.
Если бы спросили Павла, где он находится, он бы не смог
сориентироваться, он никогда прежде об этом кладбище не слышал. Но кладбище
было настоящее: мощная стена, широкие ворота, неизбежный магазинчик
похоронных принадлежностей, мастерская по сооружению памятников, контора,
облепленная прейскурантами различных кладбищенских услуг, старушки, бойко
торгующие цветами.
Павел нёс один из венков. Он неблагоразумно оставил в редакции
перчатки, руки его искололись и закоченели. Мёрзли ноги в лёгких ботинках, и
все вокруг пританцовывали, стучали ногой о ногу.
Напарник Павла по венку, совершенно незнакомый мужчина, пошёл в контору
узнавать, а Павел, нахохлившись, грел руки в карманах и подпирал венок