"Анатолий Кузин "Малый срок" (Воспоминания в форме эссе со свободным сюжетом)" - читать интересную книгу автора

председателя сельсовета. Дом он не поджигал, но осужден был круто. Пожелал
ему удачи в пресмотре дела, и расстались навсегда (так думали), но позже
все-таки опять пришлось свидеться в лагере, где я писал ему жалобы на
новый пересмотр дела. На всю жизнь запомнил его замечание, высказанное
мне. К нам тогда приехала высокая комиссия по проверке состояния лагеря.
С обычной развязностью начальники, опрашивая зеков на улице, шутя, любили
тыкать пальцем в живот и задавать дежурный вопрос: "Ни за что сидишь?". Я
разговаривал с одним из инспекторов и нападал на него. После разговора
земляк в расстройстве выговорил мне. "Понимаю, ты его презираешь, но
нельзя же с папироской в зубах разговаривать. Этим ты себя унижаешь, и на
это со стороны смотреть обидно". Мне было стыдно выслушать эту правду.

К 1965 году конструкторский отдел наш разросся уже до восьмидесяти
человек. Приезжали выпускники Бауманского училища от Зимина и из Станкина
от Мещерина. Они были хорошо подготовлены и получали более интересные
задания. Хотя я уже имел опыт и мог изобретать, но чувствовал
настоятельную необходимость в приобретении более глубоких знаний, если
продолжать работать в области станкостроения.
В модельном цехе на ответственных моделях работало много немцев. Я
учил немецкий язык в техникуме, и это помогало мне на практике. В нашей
группе гимнастов тоже был немец, и мы с ним разговаривали, пока ждали
очереди у снаряда и просто в свободное время - когда наш тренер после
занятий вел нас в пивную выпить пива, как он говорил "для резкости".
Ссыльным немцам разрешили выпускать газету "Труд" на немецком языке. Но
недолго ей пришлось просуществовать. Стукачи донесли в КГБ о разговорах на
встречах в редакции о переселении в ФРГ, и вскоре газету прикрыли.
На работе и в городе заводились новые знакомства. Аккомпаниатором у
нас в спортзале была удивительной красоты армянка. От нее я узнал о судьбе
целого пласта ссыльного населения Барнаула. Отец ее - специалист в области
добычи нефти и экономики, автор ряда книг по этим проблемам, имел хорошую
квартиру в Баку, в здании перестроенной гостиницы, в удобном месте
города, у моря. И.П. вспоминала, как утром, когда над морем восходит
солнце, хрустальные, цельные от пола и до потолка стойки большого шкафа из
красного дерева переливались яркими искрами. Она утверждала, что если есть
в мире еще такой шкаф, то не больше одного. МГБ не дремало насчет квартир
и мебели. Ее отец был обвинен в национализме и в 1949 году его, фронтовика
и ученого с женой и тремя детьми, ночью погружают в эшелон, не разрешая
ничего брать с собой, и вместе со ста тысячами таких же беззащитных людей
отправляют в Сибирь, в тайгу, на вечное поселение. Это была обычная акция,
за успешное проведение которой награждали орденами Ленина и печатали
фотографии награжденных в газетах. МГБ обживало квартиры репрессированных.
Как подсадные кукушенки выталкивают втихую из гнезд чужих детей, а затем и
родителей, выкормивших их. Гнездовой паразитизм! (Теперь кукушата этих
орденоленинских кукушей, бериевские, хрущевские и иже с ними пытаюся
доказать, что их родители были дятлами - санитарами леса, но кто им
поверит лжецам - детям лжецов, откормленных на крови. Никогда весь род
кукушек не станет другим. Никогда не простятся беды выброшенных и убитых
ими. Всему их роду.)
Сестра И.П. перед отправкой в Сибирь окончила консерваторию, и ей
светило яркое будущее, однако "время и случай" ( Еккл. 9,11 ) поставил все