"Николай Кузанский. Сочинения в двух томах т.2 " - читать интересную книгу автора

различаются. Тут же прервав чтение, наставник сказал: <Интересно, на каком
основании утверждает этот человек с большим самомнением, что так написано в
книжках <Ученого незнания>. Хотя заголовок первой главы определяет ее как
исследование о том, что знание есть незнание, утверждение, что знание есть
незнание, относится только к изложенному там же случаю, то есть к знанию о
своем незнании. Это знание незнания в данной главе получает понятнейшее
разъяснение уже после того, что выше об этом говорилось достаточно; его
великий Дионисий в начале книги <О Божиих именах> называет высшим и
божественным, прибавляя, что знание, которым не знается сверхсущее,
превосходит всякое слово и представление и должно быть приписано богу> 35.

Затем я прочел, что ту часть, где предписывается отбросить в знающем
незнании чувственные вещи, чтобы достичь непостижимого, противник считает
противоречащей словам тринадцатой главы Соломоновой книги Премудрости, то
есть что от величия красоты творений можно познать творца 36.

Я сказал, что это ничуть не противоречит сказанному. Поскольку творения
несоизмеримы с творцом, ни одно из творений не имеет облика, в котором можно
постичь творца. Однако от величия красоты и славы творений мы восходим к
бесконечно и непостижимо прекрасному, как от произведений искусства - к
мастеру, хотя произведения искусства и мастер несоизмеримы. Кроме того,
противник, утверждавший, будто в науке незнания ее наставник отвергает
творения, раз они не ведут к познанию бога, с полным основанием должен был
покрыться краской стыда, найдя в последней главе первой книги <Ученого
незнания> обстоятельнейшее разъяснение того, что всякое богопочитание
необходимо основывается на утвердительных положениях, хотя знание незнания и
остается судьей их истинности. Я заключил, что всякий легко поймет
извращенность души и грубость представлений этого человека из следующих его
слов: <Вот так со-

20

чинитель <Ученого незнания>, войдя во тьму мрака, оставив всю красоту и
славу творений, выдохся в рассуждениях; он не может узреть бога как он есть,
ибо он все еще в пути 37, отнюдь не славит его, но, блуждая в своих
потемках, забывает вершину божественной славы к которой устремляется всякое
псалмопение. Что это величайшее нечестие и безверие, всякому верующему
понятно>. И дальше: <К этой ошибке его привела скудость логических познаний,
из-за которой он решил, что в своем невежестве он нашел адекватное и точное
соотношение с богом, как бы средство уловления бога>.

<Вот слова человека лживого и дерзкого, - сказал я, - совершенно
чуждого теологии>.

Согласившись со мной, наставник прибавил, что человека вздорного лучше
оставить в покое, чем глумиться над ним. <То, в чем он упрекает, <Ученое
незнание> ставит целью отыскать, опираясь на Дионисия - чей праздник мы
сегодня отмечаем, - который в <Мистической теологии> учит восходить вместе с
Моисеем во мрак 38. Мы тогда открываем бога, когда все оставляем; и этот
мрак есть свет в господе. В этом до такой степени просветленном незнании мы