"Олег Куваев. Печальные странствия Льва Бебенина" - читать интересную книгу автора

обошла и потрогала лиственнички, ибо она их и сажала, как в прежние времена
вырубала, что требовал тогдашний размах.
Химушев был гениальный администратор. И оркестр исполнил для начала эхо
сезона "Ты уехала в дальние страны..." композитора А. Пахмутовой и этим
напрочь распаковал зал. Петь в труппе эту песню было некому, да и не надо
было ее петь, а просто сыграть в соответствующей обработке и достаточной
длительности, чтобы аудитория, так или иначе похожая образом жизни на
геологов, могла вначале раскрыть сердце, а потом углубиться в него и
подумать.
Потом подобранная в Хабаровске недоучившаяся певица по кличке Арбуз,
аппетитная, если смотреть из зала, брюнетка с челкой, исполнила моду момента
"Пампам, пам-па-ра-ра-ра-пам", и распакованные предыдущим сердца слушателей
выдали ей аплодисменты, каких она никогда в жизни не слышала и никогда не
услышит.
Вслед за Арбузом пройдоха Химушев выпустил Женю Мурыгина, потому что
этот белесый и сонный с виду парнишка был трубачом по призванию. В халтурную
Ленину труппу он попал в результате случайного недосмотра талантов.
Впрочем, он был согласен играть когда угодно и где угодно, не особенно
интересуясь оплатой.
И когда на смену халтурным выкрикам "моды момента" в зале поплыл тонкий
и чистый звук печальной трубы, зал притих, а Женя Мурыгин почувствовал
сразу, что слушатель ценит и понимает, и поэтому сразу забыл про зал и
остался один на один с трубой. И пустынный зов его инструмента рассказал
людям грубого физического труда: бульдозеристам, экскаваторщикам и
пломбировщикам о высшем смысле жизни мужчины, о чести и долге, а также о
многом другом, что может рассказать труба в настоящих руках.
Жене Мурыгину аплодировали не как Элке Арбуз, совсем по-другому -
доверчиво и тихо принял его зал.
Химушев рассчитал все точно: Мурыгин окончательно "сломил" зал. На
волне его успеха он выпустил саксофониста Будзикевича, халтурщика в жизни и
музыке, который никогда не был и не будет саксофонистом. Будзикевич сошел
вежливо. Концерт катился.
Все шло как надо, и никто не обращал внимания на парня с контрабасом.
Выделяли этого парня разве что идиотские баки на бледном лице, а так он вел
себя, как положено вести себя джазовому контрабасисту: где надо дергал
струну, где надо вскрикивал, отбивал такт ногой или сгибался в показном
экстазе, отдавая поклон струне.

7

Обратно, в краевой центр, оркестр возвращался на машине "татра",
выделенной товарищем Пхакадзе вместе с полуторной суммой гонорара за счет
фонда директора и приглашением приезжать еще, к окончанию золотопромывочного
сезона. "Пойми, душа, сейчас не до вас, - сказал Пхакадзе администратору
Лене. - Ты привози, душа, когда работу окончим, тогда мы сами тебе концерт
дадим. Сам на сцене плясать буду".
На это Химушев дипломатично ответил, что к моменту окончания промывки
труппа будет весьма далеко, если будет, но что всякое также может случиться
в сей бренной жизни.
..."Татра" с ревом взбиралась на перевалы и сквозь шумящий воздух