"Пауль Аугустович Куусберг. Капли дождя (3 часть трилогии)" - читать интересную книгу автора

борода в проседи, одни седеют быстро, у других, взять хоть бы его самого,
волосы и в семьдесят - смоль черная, ничего, что лицо в морщинах и в
складках и обезножен, как кляча загнанная. Слушая со стороны и судя по жене,
так живет шофер этот богато, строит дачу, машина в гараже, сын не свихнулся,
чего же самому на себя рукой махать? "Своя боль - свое дело" - сказано,
конечно, сильно, только что-то должно у человека в душе замутиться, если
-такие слова на язык напрашиваются. Неужто бородач и в самом деле готов был
убраться с этого света?
Ему, Николаю Курвитсу, "царского имени колхознику", не хотелось бы еще
в раю прописываться, хотя там вроде бы и растут пальмы, и ангелы сладостной
игрой на гуслях целыми днями услаждают слух. Не хочется, ну никак не
хочется, хотя и лет прожито куда больше, и ноги, наверное, уже носить не
будут как нужно. Что с ними такое, и врачи толком не знают. До сих пор
говорили, что ревматизм, дал выдрать корни разрушенных зубов - никакого
проку. Больничные врачи, когда скажешь про ревматизм, головой мотают; старый
Рэнт-сель толкует о двух болезнях: о таком воспалении суставов, которое
вовсе и не ревматизм, и воспалении нервов, которое в народе зовется ишиасом,
хворобе, что гнездится в хребтине, в позвоночном столбе, если говорить
по-докторскому. Дескать, застудил себя и надорвал тоже. В этом смысле слова
Рэнтселя целиком сходятся со словами их бывшего волостного парторга,
которого деревенские звали не Андреасом Яллаком, что соответствовало бы его
имени и фамилии, а Железноголовым Андреасом, потому что молодых лет парторг
ни на дюйм не отступал от своего слова и готов был хоть сквозь стенку лезть.
С такой твердой рукой парторга у них ни раньше, ни после не было, теперешний
колхозный парторг человек понятливый и приветливый, только уступчивый и
из-за этого под сапогом у председателя ходит, что вовсе нехорошо. Если
человек думать станет, что он всех умнее, что всегда прав, и есть также
власть утвердить эту свою волю, если нет над ним ни одного контролирующего
глаза, если чувствует он себя выше всех, плохо может кончиться дело.
Особенно когда подхалимы подпевать начнут, хвалу нести будут. Председатель
их сейчас на последней грани, навесят ему Золотую Звезду, бумаги будто бы
уже по дороге в Москву, да выберут в высокий совет - тогда, наверное, пиши
пропало. Страшное дело, когда власть в голову ударяет. Власть покрепче
спирта будет, после выпивки наутро проспишься - и ничего, а хмель власти
нарастает, будто ком снежный с горы катится. Железноголовый - он бы держал
в узде председателя. Железноголовый разумного совета слушался, их же
председатель с каждым днем все больше верит, что вся мужицкая мудрость в его
башку вобралась.
Железиоголовый со всех точек подходил к парторгской должности. Перед
лесными братьями не робел, хотя прежнего парторга в собственном доме живьем
сожгли, и у самого отца, который пришел сложить сыну новую печь, порешили
утром. Железноголового дома не было, он еще с восходом солнца помчался на
коннопро-катный пункт, тамошнего заведующего, такого же, как он, фронтовика
хозяева сманили зеленым змием на скользкую дорожку. Заслышав выстрелы,
Железноголовый кинулся домой - отец лежал в луже крови среди кирпича и
плиток. Человек послабее нервами* и меньше в своей правде уверенный оставил
бы Руйквере, но этот не поддался. Свез отца в Таллин, похоронил и вернулся
обратно, доделал не законченную отцом печку - автомат наготове висел под
рукой. Справившись с печкой, стал на свой страх и риск выслеживать бандитов,
а те в свою очередь за ним охотились. Старались застать спящим,