"Андрей Кураев. Протестантам о Православии " - читать интересную книгу автора

греческой церкви нет спасения; между тем, по скромности христианской,
говорится только, что и в греческой церкви есть спасение" (архиеп.
Иннокентий (Борисов). Сочинения. Т. 6. - СПб., 1908, с. 655).

В православии же существуют два образа католичества. Один - это образ
обновленного католичества, на православный вкус слишком много уступившего
духу секуляризации*. Слишком много светской идеологии, светской психологии и
политики в жизни современной католической церкви. Не догматы, но стиль жизни
более различает нас сегодня и вызывает недоумение православных. Отстраняя от
себя черты прежнего, средневекового католичества, католические реформаторы
приобрели немало таких черточек, которые не сделали их более близкими в
православном восприятии.
______________
* Владимир Зелинский однажды заметил, что православные богословы,
заинтересованные в диалоге с католичеством, вряд ли хотели бы иметь дело с
католичеством дособорным, - "но можно вполне поручиться, что мало кому из
них доставит удовольствие зрелище католицизма "размытого", "разжиженного",
"удешевленного" - католицизма, затопленного столь знакомой и столь
тошнотворной прогрессистской фразеологией" (Зелинский В. Приходящие в
Церковь. // Журнал Московской Патриархии. 1992. s 5, с. 16).

При этом в православии хранится память и о прежнем, средневековом
образе латинства. В таком случае различие православия и католичества может,
например, ощущаться изнутри православной традиции так: "Непомерное развитие
схоластики в вероучении и художественных форм в церковнослужении не спасло
католической Церкви, этой блудной дочери христианства, - пишет В. О.
Ключевский, - ни от богохульного папства с его учением о видимом главенстве
и непогрешимости, ни от мерзости религиозного фанатизма с его крестовыми
походами на еретиков и инквизицией, явлениями, составляющими вечный позор
католицизма. Люди, о которых идет речь (славянофилы - А. К.), никогда не
были за такую Церковь: они слишком прониклись духом своей строгой матери,
учащей "пленять разум в послушание веры", чтобы сочувствовать учению другой
Церкви, внушающей "пленять его в послушание чувства"... Они никогда не были
за Церковь, в которой Слово Божие слишком заглушается человеческими звуками,
живая и действенная истина поочередно анатомируется схоластикой и
гальванизируется религиозным фурором, и вера тонет в море форм и
впечатлений, возбуждающих воображение и поднимающих страсти сердца... Они
ценят дух своей Церкви, предлагающей сознанию человека чистую божественную
мысль, как она высказана в простоте евангельского рассказа и в творениях
первоначальных церковных учителей - мысль, не закрытую для человеческой веры
схоластическими наслоениями и не разбавленную поэтическими развлечениями и
декорациями. Ее обряд, скудный художественным развитием, всегда трезв и не
туманит, не пьянит верующей мысли... Этих характеристических свойств
православия не могут не ценить люди, не любящие жертвовать чистой
созерцаемой религиозной истиной возможно красивому ее выражению,
возбуждающему наиболее приятные законные ощущения - люди, привыкшие не
терять из-за негармоничного голоса одинокого дьячка нити воспоминаний,
вызываемых его чтением и пением, - и пусть указывают им на неразвитость
православного церковного искусства или на недостаток пропагандистской
энергии, также характеризующих нашу Церковь, - они не посетуют ни на то, ни