"Андрей Кураев. Кино: перезагрузка богословием " - читать интересную книгу автора

Античного грека порядок радовал. Перед лицом своей смерти он утешал себя
тем, что для всего есть свое место в расписании жизни. Да, люди умирают, но
и листва падает осенью, а всеной родятся новые листья. Так и мы умрём, но
наш город будет бессмертен в наших детях... А затем эпоха маленьких,
соразмерных человеку городов прошла и настало время империй. Александр
Македонский, потом - Римская Империя. Культура полисов, маленьких обжитых
городов, в которых мнение каждого гражданина что-то значит, обрушилась. Люди
чувствуют свою заброшенность в огромных колесах империи. И начинает
пробуждаться тоска о человеке. Уже у Вергилия идёт тема бренности
человеческого существования, необеспеченности, потерянности человека.
Евангелие говорит, что человек сам выбирает свой путь. Не от народа, не от
государства, а от него самого зависит его вера, его самопознание и его
будущее. Гностики согласились с этой христианской интуицией. Они
согласились, что человеческая личность - уникальна. Человек - не просто
сумма космических взаимодействий. Гностики вместе с христианами напомнили
человеку "Ты - родом не из космоса!". По отношению ко всему космосу мы -
инопланетяне. Как пел Александр Галич, "А живем мы в этом мире послами не
имеющей названья державы".
Но сохраненная гностиками античная идея космоса как порядка меняет
оценочный знак. Гностики говорят: "Да, космос это порядок, но это порядок
тюрьмы. Это - концлагерь. В этом порядке для тебя, человек, нет места. Ты
должен убежать из этого космоса, разрушив его оковы".
Христиане же говорят, что космос надо не разрушать, а преображать.
Христос приходит в мир не для того, чтобы вырвать нас из мира, а для того,
чтобы бросить сюда зерно, которое преобразит этот мир. Пафос гностиков -
пафос бегства. Пафос канонического христианства - пафос преображающей
исторической работы, пафос расширяющегося Богочеловечества.
Так вот, в первой серии "Матрицы" слишком мощный импульс мироразрушения
и мироотрицания, и потому религиозный мотив первой "Матрицы" приходится
характеризовать как скорее гностический, нежели христианский.
Однако, во второй серии акценты начинают меняться.
Не только я заметил различие интонаций первой и второй серий В ноябре
(еще до выхода третьей серии) пошел я по утреннему Барнаулу в поисках
более-менее приличного места для завтрака. Искомое место обрелось в местном
ЦУМе. Набрал на поднос кофе и каких-то бутербродиков и осматриваю зал,
выбирая, где сесть. Нормальный человек в таких ситуациях выбирает столик
посвободнее. Ну, а у меня есть свои миссионерские завороты, и я высматриваю,
с кем можно за завтраком поговорить, "чью душу спасти".
Смотрю - сидит паренёк студенческого вида и читает книжку с явно
буддистскими картинками. Ну, думаю, парень, твоя карма тебя сегодня здорово
подвела. И подсаживаюсь к нему. Вскоре наш разговор переходит к "Матрице".
Оказалось, что наши восприятия этого фильма совершенно совпадают. Он сказал,
что ему, как буддисту, первая серия очень понравилась, а вторая, на его
взгляд, гораздо хуже - "в ней есть что-то небуддистское". Оказалось, что не
только я, христианин, почувствовал различие мотивов первой и второй серии
"Матрицы", но и буддист тоже это уловил. Другое дело, что он еще был слишком
молод, чтобы ословесить эту свою верную интуицию.
Так что же во второй "Матрице" небуддистского?
Первая новая черта: Космос буддизма находится в движении безначальном
(и в этом смысле беспричинном) и бесцельном. Но во второй "Матрице"