"Андрей Кураев. Оккультизм в православии " - читать интересную книгу автора

миссионеру. Его собственная, даже внутренняя, речь становится менее
церковной... Один замечательный батюшка, архимандрит, уже несколько лет
совершает духовное окормление тюрьмы, находящейся неподалеку от его
монастыря. Он помог выжить десяткам людей, сотням он помог найти Христа,
тысячам - сохранить остатки человеческого образа. И вот однажды, в канун
Великого Поста произнося проповедь в собственно монастырском храме, он
сказал: "Пост - это такое время, когда мы должны жить с величайшим вниманием
к тому, что происходит в нашей душе. Мы должны учиться замечать наши
собственные грехи. Пост - это время, когда каждый из нас должен в своей душе
устроить великий шмон..."
Я же работаю в основном в светских университетах. Естественно, что я,
знаю язык моей аудитории, студенческий сленг. Естественно, что порой он
находит место и в моих лекциях. Это не страшно. С эллинами надо быть как
эллин, с иудеями как иудей, а со студентами лучше не говорить державинским
стилем. Но, кроме языка, миссионер заимствует от своих собеседников еще и
некоторые их представления. Любое общение двусторонне, да и мир достоверных
знаний не тождествен кругу догматически выверенных принципов Церкви.
Лингвистика или генетика, например, не упоминаются в Библии - но это не
значит, что христианину следует гнушаться этих дисциплин, как заведомой лжи.
Можно и нужно брать из источников "внешней мудрости".
Но иногда степень неизбежного приспосабливания миссионера к его
потенциальной пастве становится угрожающей. О таком священнике с похвалою
отзывался Баламут (бес-"инструктор" из богословской сказки К. С. Льюиса
"Письма Баламута"): некий священник "так долго и старательно разбавлял веру
водой, чтобы сделать ее более доступной для скептического и трезвомыслящего
прихода, что теперь он шокирует прихожан неверием, а не они его"*. Стремясь
быть понятным, такой миссионер слишком упрощает и уплощает христианство.
Христианство из "ряда противоположностей, соединяемых благодатью" (выражение
Сен-Сирана**) становится чем-то однолинейно-рациональным (естественно, по
меркам рациональности той культуры, в которой проповедуется данная имитация
христианства). Почти все выдающиеся ересиархи были миссионерами. Гностики
приспособляли Евангелие к требованиям оккультно-эзотерической моды II - III
столетий. Ориген разъяснял христианство александрийской интеллектуальной
элите и добился того, что христианство стало им понятно - слишком понятно...
Арий также попробовал сделать из веры апостолов удобный и всем понятный
катехизис. И понятности, и популярности он добился. Лишь Христос при этом
перестал быть Богом... Аполлинарий тоже создал понятную схему. И Несторий.
Если бы современные рериховцы знали богословие архимандрита Евтихия - они
стали бы монофизитами (ибо уж очень понятную, очень "восточную" схему
"аватара" предложил этот популяризатор V столетия). Одним из мотивов
иконоборчества было стремление сделать Православие более приемлемым для
мусульман. Либеральный протестантизм ради миссионерских целей подверг
Евангелие цензуре газетных мнений***. В общем, у истоков почти любой ереси
стоит искреннее миссионерское усилие. Ересиархи - не вредители. Они просто
миссионеры.
______________
* Льюис К. С. Любовь. Страдание. Надежда: Притчи. Трактаты. - М.,
1992, с.19
** Цит. по: Рацингер И. Введение в христианство. - Брюссель,
1988,с.126