"Андрей Кураев. Раннее христианство и переселение душ" - читать интересную книгу автора

повторить какую-нибудь антихристианскую пошлость вроде заверений Клизовского
в том, что Закон Кармы нельзя умолить...
По правде сказать, и я порой использую такой способ проповеди:
православие иногда я излагаю в полемике с православием же. Расхожие
представления, которые люди, не имеющие богословского образования, считают
неотъемлемой частью православного предания, иногда приходится оспаривать - в
тех случаях, когда и людьми нецерковными они начинают восприниматься как
нечто, присущее православию, но для них неприемлемое. И тогда приходится
говорить: "Вы думаете, что православие на этот вопрос смотрит вот так? И
именно это мешает Вам соединиться с Церковью? Так знайте, что в церковной
предании есть совершенно иные подходы к нему. Смотрите, вот здесь Писание
говорит вот так, а вот совсем уж неожиданное суждение такого-то святого
Отца... Как видите, православие глубже, чем Вам казалось. Вы поспешили
отождествить мнение вашей соседки с учением Церкви" [196]. Так что, если
проповедник говорит о том, что есть более глубокое толкование духовных
истин, нежели то, что доводится слышать от прихожан, то не стоит
предполагать, будто вслед за этим последует посвящение слушателей в "тайную
доктрину" каббалистики и язычества.
И потому то несомненное обстоятельство, что Ориген порой проводит
различие между свое позицией и тем, во что веруют люди, склонные к
буквальному прочтению Писания, еще не может служить основанием для
причисления его к кружку гностиков и оккультистов. Платонизм Оригена - это
не более чем философский "обряд": он обряжает христианство в привычные
светско-философские одежды, чтобы легче было пройти в Академию к язычникам,
гордым своей ученостью. "Эзотерика" теософов под покровом христианских слов
и символов скрывает язычество. "Эзотерика" Оригена ровно противоположная -
под флером языческих штампов он говорит о Евангелии.
Да, Оригену не удалось провести безупречное разделение в многообразии
эллинских философских идей. Некоторые из тех мыслей, что казались ему
непротиворечащими христианству, при ближайшем рассмотрении оказались
все-таки чужими. По выводу Владимира Соловьева, для Оригена характерно
сочетание самого решительного желания принять новое христианское откровение
с внутренней неспособностью понять его особую, специфическую сущность [197].
Впрочем, каждый человек опыт своего воспитания, жизни в миру, образования
проносит с собою в Церковь и в богословие. Необычность пути Оригена в том,
что он как бы вышел из Церкви (не мистически, а, скажем так, из мира
церковных книг и преданий), вышел в мир языческой культуры, уже будучи
христианином [198]. Но в мир греческой философии Ориген вошел, чтобы ее
преобразить в орудие для проповеди Евангелия. И свои гипотетические
конструкции он строил в пору своей писательской молодости ради того, чтобы
люди, воспитанные в языческой культуре, могли узнать нечто похожее на уже
знакомые им философские гипотезы. По замыслу Оригена они сначала увидели бы
в христианской проповеди нечто им уже знакомое и потому для них приемлимое,
а затем постепенно обвыклись бы в мире Библии и постепенно вошли бы в мир
Церкви. Для начала им надо было понять, что христианство не так страшно и
невежественно, как им казалось. Потом они обнаружили бы, что на самом деле
страшно оставаться вне Евангелия, оставаться в мире язычества. Именно там
настолько страшно - что лучше умереть, но не возвращаться в мир своей
языческой юности.
Нет спору: в той системе, которую Ориген строит в книге "О началах",