"Андрей Кураев. Раннее христианство и переселение душ" - читать интересную книгу автора

избравший меня и призвавший благодатью Своей, благоволил открыть во мне Сына
Своего", - благодарит ап. Павел активность Божию (Гал. 1. 15-16). В Предании
Бог дает людям Свою вечность. И поэтому Предание - это поистине "традиция
бессмертия" [95].
Но и человек не безучастно принимает пришедшие к нему извне дары; он
соучаствует в собственных родах. Преп. Симеон находит слова, выражающие эту
синергию: "Содержащий все поселяется внутри человека, и человек становится
как бы беременной женщиной". Или: "Человек сознательно носит в себе Бога. И,
сжимая снаружи руки вокруг себя, этот человек ходит посреди нас, не знаемый
всеми, кто его окружает... Мы, когда веруем от всей души и каемся, зачинаем
в сердцах своих Бога Слово, как Дева. Он, имея в себе Христа младенца, будет
считаться Его матерью, как Он, неложный, обещал: "Мать Моя и братья и
друзья, вот они!" [96].
О том же говорит и св. Григорий Нисский в своем толковании на Песнь
Песней: когда происходит истинная встреча человеческой души (Невесты) и
Христа (Жениха) - "начинается взаимное перехождение одного в другое, и Бог
бывает в душе, и душа также переселяется в Бога. Невеста достигла, кажется,
самого верха в надежде благ, ибо что выше сего - пребывать в самом Любимом и
в себя восприять Любимого?" (Толкования на Песнь Песней, 6).
Но все же первичная, преобладающая активность в заключении Завета
принадлежит Жениху - Богу. Ее острее всего переживает христианство.
Евангелие не рассказывает нам притчей об овцах, внезапно нашедших своего
Пастыря. Оно говорит о Пастыре, который спустился к овце. Евангелие не
говорит, что закатившаяся драхма вдруг решила заблестеть поярче и тем
понравиться хозяйке. Оно рассказывает о том, как хозяйка искала свое
затерявшееся сокровище. "Не мы искали, но были взысканы. Сам Он приник на
землю и нашел образ, и был в тех местах, где блуждала овца, поднял ее и
восставил от блужданий, не переместив людей отсюда, но пребывающих на земле
соделал небесными, вложил в них небесную жизнь, не возводя на небо, но небо
преклонив и низведя к нам", - говорит о таинстве Спасения последний
византийский богослов Николай Кавасила (О жизни во Христе. 1, 38-39). Не
люди нашли способ примирения с Богом. Новый Завет возвещает, что "Бог во
Христе примирил с Собою мир" (2 Кор. 5.19).
Возможно, поэтому христианство являет пример открытой мистериальности,
то есть сочетания мистериального культа с нарочитым использованием обыденной
речи в Писании, проповеди и богословии. Бог сам открывает Себя людям - и
зачем же Его прятать за искусственно-эзотерическими словами, паролями,
символами? Если бы христиане, подобно Гильгамешу, сами вынули из водных
глубин цветок бессмертия, то было бы естественно прибегнуть к эзотеризму и
всячески охранять свое трудовое сокровище. Но оно подарено, и причем с
условием, чтобы о нем поведали всему миру... Открытость христианской
проповеди тесно связана с переживанием спасения как "благодати". И,
напротив, любая попытка воздвигнуть на христианской почве эзотерическую
башню неизбежно оказывается связанной с тем или иным вариантом
безблагодатного, монологического "самоспасения" и "самосовершенствования"
(что, в свою очередь, провоцирует склонность к пантеистическому
самообожествлению и к отказу от персоналистического импульса Нового Завета).
Для первохристиан мистериальное переживание Христа было столь острым,
что самой мысли о реинкарнациях не могло и возникнуть. Инкарнация Христа
[97] столь поражала, что не было нужды вспоминать о реинкарнациях. Если