"Андрей Кураев. Раннее христианство и переселение душ" - читать интересную книгу автора

сядет Сын Человеческий на престоле славы Своей, сядете и вы на двенадцати
престолах судить двенадцать колен Израилевых. И всякий, кто оставит домы,
или братьев, или сестер, или отца, или мать, или жену, или детей, или земли,
ради имени Моего, получит во сто крат, и наследует жизнь вечную. Многие же
будут первые последними и последние первыми"(Мф. 19, 28-30). Здесь обещается
"жизнь вечная", а не "жизнь лучшая".
Кроме того, слово употребляется также в Тит. 3, 5: "Он спас нас не по
делам праведности, которые бы мы сотворили, а по Своей милости, банею
возрождения и обновления Святым Духом". Что это слово не имеет никакого
намека на реинкарнацию, видно из его употребления Оригеном: "Возрождение
есть некое новое рождение, когда творятся новое небо и новая земля
посредством обновления их самих и передается Новый Завет и чаша его" (Толк.
на Мф. кн.15, гл. 22; PG XIII, 1320). Как видим, речь идет о мистериальном
рождении в Духе, а не о новом рождении в теле.
Помимо крещения, еще два таинства в православии насыщены символикой
нового рождения: исповедь (именуемая "вторым крещением" и, подобно крещению,
"баней пакибытия") и монашеский постриг (исповедь, из слов перешедшая в
дело).
Библия содержит немало стихов, которые в православной перспективе
обретают мистериальное значение: "И найдет на тебя Дух Господень и ты
сделаешься иным человеком" (1 Цар. 10, 6). Саулу при помазании "Бог дал иное
сердце" (1 Цар. 10, 9).
Мистериальная Традиция - это не сонное повторение одного и того же.
Суть апостольского предания преп. Макарий Египетский видит в "изменении и
новом и небывалом сотворении по внутреннему человеку, который в сердце"
[92]. Один из образов, осмысляющих служение Христа, изъясняет, что Христос
пришел, чтобы разбудить уснувших живых (и даже более того - Он сошел в
область смертную, чтобы преобразить смерть уже ушедших людей в такой сон,
который может прейти и однажды растаять в новой жизни). Предание говорит о
Вечном, а не о прошлом. Оно не порабощает человека прошлому, а вырывает
из-под тотального засилия настоящего. В Предании человек реализует свое
"право не быть собственным современником" [93], право жить не только
сегодняшним днем и не только тревогами дня завтрашнего. Человек открывает
как раз свою несводимость к своему личному прошлому и к нынешней
конфигурации "общественных отношений".
Здесь очевидно расхождение в восприятии жизни Традиции извне и изнутри.
С точки зрения внешнего наблюдателя человек, который решился войти,
например, в православную традицию, совершил поступок, который сузит его
кругозор, подчинит его мышление "догмам", а жизнь "канонам". Кажется, что
неофит пожертвовал своей свободой, правом на личное творчество и обрек себя
на ритуально-механическое повторение традиционных стереотипов поведения... А
сам новообращенный говорит о своем поступке скорее в терминах новизны,
приобретения, расширения, обогащения его опыта. Он стал таким, каким еще не
был.
В моей жизни впервые интерес к православию пробудился, когда однажды я
увидел вблизи глаза верующего человека. Я хоть и учился тогда на кафедре
научного атеизма, но никакого личного интереса к православию не испытывал.
Студенты МГУ вместе с визитировавшими нас "побратимами" из "братской
социалистической Венгрии" поехали на экскурсию в Троице-Сергиеву Лавру.
Туристическая толпа выливалась из собора, как вдруг уже на пороге юноша,