"Андрей Кураев. Раннее христианство и переселение душ" - читать интересную книгу автора

сказал Самуил Саулу: для чего ты тревожишь меня, чтобы я вышел?.. Предаст
Господь Израиля вместе с тобою в руки филистимлян: завтра ты и сыны твои
будете со мною". О том, что кто-то пребывает в преисподней, говорит Иезек.
32, 21-31: "Среди преисподней будут говорить о нем и о союзниках его первые
из героев... Там властелины севера несут позор свой с отшедшими в могилу.
Увидит их фараон и утешится о всем множестве своем, пораженном мечем, фараон
и все войско его, говорит Господь Бог". Этот же образ встречается у Исайи:
"Ад преисподний пришел в движение ради тебя, чтобы встретить тебя при входе
твоем; пробудил для тебя рефаимов (букв. - бессильные), всех вождей земли;
поднял всех царей языческих с престолов их. Все они будут говорить тебе: и
ты сделался бессильным, как мы! и ты стал подобен нам! В преисподнюю
ввержена гордыня твоя со всем шумом твоим" (Ис. 14, 9-11).
Характерно, что все более-менее ясные танатологические места Ветхого
Завета скорее пессимистичны; жизнь после смерти вспоминается как угроза, а
не как утешение. В Ветхом Завете есть описания шеола, но нет видений
Небесного Царства [75].
Это очень близко к шумеро-вавилонским представлениям о смерти. Но
почему же Бог позволяет пророкам Своего народа просто пересказывать
воззрения, возникшие в языческой среде, почему Он Сам не откроет им нечто
новое о человеческом посмертии?
Дело в том, что Божие Слово еще не стало плотью - и потому о многом
молчало. До Жертвы Искупителя никто не мог разорвать узы духовной смерти.
Даже "Давид не восшел на небеса" (Деян 2, 34). Вообще "Никто не восходил на
небо, как только сшедший с небес сын Человеческий" (Ин. 3, 13). Это из
беседы с Никодимом, где речь идет о новом рождении - рождении для вечной
жизни. И вот его еще не было. Никто из людей еще не переступал границу из
времени в благую Вечность.
И потому Промысл наложил покров молчания на тайну послежизни. Ведь если
бы пророками от имени Бога (а не по преемству общесемитских преданий) была
сказана людям правда (то есть правда о мраке "шеола") - это привело бы
Израиль, и так не слишком счастливый в своих земных судьбах, в полное
отчаяние [76]. Говорить людям Ветхого Завета правду о Шеоле - значило бы
провоцировать в них приступы безысходного отчаяния или надрывного
эпикурейства: "станем есть и пить, ибо завтра умрем!". Как об этом сказал
св. Феофан Затворник: "Без Евангелия пробуждение духа нашего было бы
пагубно, ибо неизбежно ввергало бы в отчаяние". А рассказывать сказки о
"Елисейских полях", которые слишком очевидно разбивались бы при исходе
каждой души из этого мира, было недостойно Откровения. Потому Слово молчало
об этом до тех пор, пока Само не стало плотью и не проторгло нам - Своим
Крестом и Воскресением - пасхальную дорогу к Вечной Жизни [77]. С
грехопадения первых людей в структуре мироздания произошла подвижка, которая
перервала животворящую связь людей и Бога. В самой природе человека
произошла мутация, делавшая его неспособным к подлинному Богообщению. Даже в
смерти праведник не соединялся с Богом. До Христа [78] Царство Радости еще
не может вобрать в себя мир, и никто из мира не может вместить его в себя.
Ветхий Завет знает "универсальную", общенародную и общечеловеческую
эсхатологию, которую он связывает с приходом Мессии. Но он не разрабатывает
частной эсхатологии - представления о частном пути каждого отдельного
человека за пределами этого мира. Поэтому в книгах Ветхого Завета огромное
число "мессианских" мест, таких мест, которые связывают радикальное и