"Андрей Кураев. Раннее христианство и переселение душ" - читать интересную книгу автора

лишается права на ответ: если ограничить действие книги жанром платонически-
философского диалога, то придется с некоторой неожиданностью отметить, что,
вопреки правилам этого жанра, последнее слово дается оппонентам главного
героя. Не Иов подводит итог. Иов не дает некоторые итоговые формулы, которые
были осознаны им и собеседниками в ходе дискуссии. И потому тот ответ,
который Иов все же получил, неовзможно процитировать.
Он встретил Бога. Вместо Иова отвечает уже Бог. Бог появляется не
тогда, когда Иов сказал нечто совсем правильное, а после речи Елиуя. И Бог
по сути говорит то же, что Иов и его оппоненты. Но все строится на
личностности речи. Разные субъекты речи - и разный смысл в одних и тех же
словах. Здесь важнее не то, что сказано, а кем сказано. И, пожалуй, даже
слова здесь неважны. Важна -Встреча.
Теософ, исповедующий кармическую законность, как и "механический
оптимист пытается оправдать мир на том основании, что мир разумен и связен.
Мир тем и хорош, говорит он, что его можно объяснить. Именно на это Бог
отвечает ясно до ярости. Бог говорит: если мир и хорош, то лишь тем, что для
вас, людей, объяснить его нельзя. Господь вынуждает нас увидеть мир на
черном фоне небытия. Иов ставит вопросительный знак, Бог отвечает
восклицательным. Вместо того, чтобы объяснить мир. Он утверждает, что мир
намного нелепей, чем думал Иов". Так передает действительно странную
концовку книги Иова Честертон [68].
Бог показывает Иову иррациональность Своих путей в ответ на его
требование законной справедливости и рациональной понятности Провидения. И
после этого Иов склоняется перед этой тайной. В конце концов есть ответ на
каждый жизненный и важный вопрос. И ответ этот в глубине своей: Бог есть
Бог. Дальнейшее вопрошание невозможно.
Истинный ответ дается сердцу Иова: "я слышал о Тебе слухом уха; теперь
же мои глаза видят Тебя" (Иов. 41, 5). Нет, он увидел Бога не как
космического самодура. Напротив, именно такой образ он отказывался принять в
полемике с друзьями. Концовка книги Иова - парраллельное место к вопросу
Пилата о том, "что есть истина". Истина - не "что". Это - Кто. Перед лицом
Истины уже не нужно спрашивать о ней. Иов это понял: "я вижу Тебя и
умолкаю". Нельзя бесконечно спрашивать лишь о Боге. Хотя бы иногда надо
спросить самого Бога. Надо обратится к Тому, Кто по сути выразим и познаваем
лишь в звательном падеже: "Боже мой!".
Похоже, что что-то подобное понял и Экзюпери. Памятуя, что бытие полнее
человеческих слов, он написал в своей последней книге: "Ах, Господи!
Перейдут времена, Ты станешь складывать в житницу сотворенное, Ты отворишь
дверь болтливому человеческому роду, чтобы навек поместить его у Себя в
хлеву и, как от болезни, разрешишь нас от всех вопросов. Ибо я понял:
продвинуться вперед - значит узнать, что вопрос, который тебя мучил, потерял
смысл. Я спросил своих ученых, а они - о Господи! - рассмеялись, потому что
истина явилась перед ними как ненужность этих вопросов. Я ведь знаю,
Господи, что мудрость не умение отвечать, а избавление нашей речи от
превратностей. Вот влюбленные сидят на низкой ограде, они сидят рядышком и
болтают ногами, они не нашли ответов на вопросы, которые задавали вчера. Но
я знаю любовь, - им не о чем больше спрашивать. Только безумец можеть
уповать на ответ от Господа. Если Он примет тебя, Он избавит тебя от
лихорадки вопросов, отведя их Своей рукой как головную боль. Вот так" [69].
Отголосок мудрости Иова слышится и у К. С. Льюиса, одна из героинь которого