"Владимир Кунин. Это было недавно, это было давно..." - читать интересную книгу автора

Вот ведь гадость-то! Он закончил службу в армии черт знает когда - в
начале пятидесятых, а до сих пор ловит себя на том, что любой командный тон,
от кого бы он ни исходил, подавляет его. Вызывает гнусное желание в чем-то
оправдаться, чем-то доказать свою невиновность.
Но самое противное, что у Виталия Петровича в таких ситуациях сразу
возникало стыдненькое желание: чтобы человек, который по каким-то причинам
командно говорит, стал бы говорить с ним, Виталием Петровичем (именно с ним,
в силу какой-то самому ему неведомой его исключительности), запросто. И
когда такое происходило, Виталию Петровичу это отвратительно льстило, и он
незаметно начинал подлаживаться к такому человеку. Незаметно для него и до
отвращения заметно для самого себя. Самое ужасное, думал Виталий Петрович,
что если этот человек не полный болван - то и ему это заметно. Тогда
становилось совсем худо...
Но в таком постыдном состоянии Виталий Петрович обычно пребывал до
определенного момента. Точнее - до НЕопределенного момента.
Действительно, Виталий Петрович и сам никогда не мог определить то
мгновение, когда ему становилось вдруг на все наплевать, и он безобразно,
стихийно начинал сопротивляться любой попытке разговаривать с ним командно!
Причем подавленность у него вовсе не проходила. Высвобождения не
наступало. Происходило просто извержение бешеной, ненаправленной ярости,
никого не пугающей, а только еще больше раздражающей людей против Виталия
Петровича. В такие минуты он выкрикивал страшные слова не одному Ему,
вызвавшему эту сладостную вспышку отчаяния и злобы, а тысячам, сотням тысяч,
которые почему-то говорят КОМАНДНО и имеют право ставить людям оценки за их
поведение...
С ним так бывало и в армии. Тогда его просто сажали на гауптвахту.
Сейчас все сложнее и противнее. Виталий Петрович частенько подумывал о том,
что если бы он не служил в армии больше семи лет - он теперь был бы во
многом спокойнее и свободнее. Раскрепощенней во всем: дома, в делах, в
отношениях с женщинами, с приятелями, ну и, конечно, с теми, кто говорит
КОМАНДНО!
Он не знал - испытывают ли то же самое все, кто когда-либо служил в
армии, но он готов был поручиться за то, что все, кто НЕ служил в армии,
этого, к счастью, никогда не испытывали. Если, конечно, это не
патологическое желание быть "подчиненным". Где-то он читал, что существует
такая несимпатичная аномалийка. Кажется, она имеет какую-то грязноватую,
болезненную основу.
Он даже хотел об этом написать, но потом подумал, что это может
прозвучать изрядно вымученным, а он все еще непонятно чем зажат и написал бы
не так, как нужно. И дал себе слово обязательно вернуться к этому. Потому
что если ему, видимо, уже никогда не удастся избавить себя от такого
унизительного состояния, то, написав об этом точно, глубоко и толково, он
будет чувствовать себя хоть на время освобожденным от страха перед людьми,
которые почему-то имеют право разговаривать КОМАНДНО...
У Виталия Петровича вообще в загашнике была уйма всяческих сюжетцев,
которые сами просились на бумагу! А уж ситуаций разных, прямо из жизни,  -
не счесть...
Вот, например: несколько лет тому назад с Виталием Петровичем произошел
дурацкий случай. Он все хотел написать о нем рассказ, а потом плюнул, что-то
записал для памяти, а до рассказа так дело и не дошло. А произошло вот