"Владимир Кунин. Это было недавно, это было давно..." - читать интересную книгу автора

На столе стояли коньяк, минеральная вода и чудесные маленькие
апельсинчики с кроваво-красной мякотью. Коньяк пился под девизом: "Все
люди - братья, а уж редакторы и литераторы - тем более".
Однако братья-редакторы, видимо, твердо помнили установку Главного:
"Непринужденность, непринужденность и непринужденность..." - и поэтому почти
ничего не пили, чтобы встреча, упаси Бог, не получила какого-нибудь другого
направления. А братья-писатели пили какими-то птичьими порциями, чтобы не
ляпнуть чего лишнего.
Голодный и измученный, Виталий Петрович не сразу разобрался в
обстановке и навалился на апельсинчики с коньяком. Потом выпил чашечку кофе
и снова немного попил коньяку. И закусил апельсинчиком. А уж апельсинчик
запил коньяком...
От этого он совсем перестал хотеть есть и стал разглядывать одну
младшую редактрисочку, которая поняла установку Главного впрямую и стала так
закидывать ногу за ногу, что на несколько минут у всех мужчин сел голос.
Но Главный редактор, к сожалению, это заметил и сделал почти неуловимое
движение двумя пальцами. И буквально через секундочку кто-то из-за двери
попросил на минуточку эту редактрисочку. И ко всем вернулась
непринужденность. И все стали давать интервью...
Вот это интервью Виталий Петрович и перекатал из того журнала. Не
целиком, конечно, со значительными купюрами и незначительными добавлениями -
но перекатал. Оно было как раз для телевидения.
Виталий Петрович твердо помнил, что был тогда не очень трезв, когда
давал это интервью (тоже мне закуска - апельсинчики! ), и очень непринужден.
А телевидение хлебом не корми, а непринужденность - вынь да положь! Так что
с этим у Виталия Петровича было все в порядке.
Так ему и на репетиции сказали:
- Очень хорошо! Очень непринужденно! .. Но вот про это говорить не
нужно, а про это упоминать не стоит - сейчас это не ко времени, как вы сами
понимаете... И фамилии эти называть ни к чему. А так все очень хорошо и
непринужденно!
Кроме всего, оказалось, что Виталию Петровичу отпущено не шесть минут,
а восемь. Что резко повысило у него настроение. Понравился ему и режиссер
передачи - круглолицый говорливый человек. Он был похож на веселого
санаторного культработника, у которого есть друг шеф-повар, а есть и друг -
замминистра. Он и вас может в два счета сделать своим другом. Вы и глазом
моргнуть не успеете, как начнете нуждаться в нем. И хотя его болтливость
будет постоянно вас раздражать, вы и дня не сможете прожить без его
болтовни. Вот такой он человек.
На передачу Виталий Петрович пришел в прекрасной замшевой курточке из
свиной кожи. Помнится, в Варшаве в шестьдесят девятом году эта курточка
слопала у Виталия Петровича все деньги, полученные им за издание его повести
на польском языке. Повесть была небольшой, но Виталию Петровичу казалось,
что денег должно было хватить и еще на что-нибудь. Но то ли в то время там
переводные повести были не в цене, то ли замшевые курточки дороговаты, но за
это замшевое чудо пришлось доплатить из других денег. И эту курточку Виталий
Петрович безмерно любил...
... Он сидел в своей прекрасной замшевой курточке за жидким
телестоликом, а две телекамеры глазами сорока приятелей и бог знает какого
количества телезрителей (говорили, что передача "идет на Союз") разглядывали