"Яков Невахович Кумок. Карпинский (Жизнь замечательных людей) " - читать интересную книгу автора

мундирам, черным портупеям и по юным лицам, упоенно-строгим, с едва заметным
пушком над губой...
На весь Петербург славились балы, задаваемые Горным. К ним задолго
готовились: декорировали залы, в вестибюле устанавливали кадки с
экзотическими растениями. В означенный вечер зажигали бра, люстры, лампы -
их было несметное множество. Гремел оркестр. В антрактах между танцами
разносили фрукты, лакомства, напитки. Двери в сад распахивали, оттуда веяло
свежестью... Надо сказать, что кадетов-горняков как отменных кавалеров и
танцоров охотно приглашали на балы в другие институты - чаще всего в женский
Патриотический...
Директором в первые годы учения Карпинского был Сергей Иванович Волков,
генерал-майор, "красивый, видный, почти совсем седой мужчина лет около
сорока пяти, прекрасно воспитанный, с изящными и аристократическими
манерами". Воспитательную, как выразились бы сейчас, работу вели командиры
рот полковники Жуковский и Добронизский. О последнем с симпатией писал
Александр Петрович: "Вспоминаю о В.П.Добронизском, наблюдавшем за порядком
той половины воспитанников, в которой я оставался все время моего пребывания
в закрытом институте. Жизнь его была тесно связана с ними, и почти все время
он проводил среди воспитанников. Когда Институт сделался открытым, он
приходил на главное крыльцо Института, беседовал не без грусти с проходящими
знакомыми ему студентами и быстро угас".
Воспитанник Горного А.Кавадеров оставил колоритный портрет
Добронизского; поскольку за ним открываются подробности (выписанные не без
юмора) кадетского быта, стоит его привести; но прежде маленькое дополнение:
полковник в одном из сражений был контужен, отчего рот его перекосило, и он
беспрестанно как бы отплевывался. "Чуть, бывало, заметит в ком-нибудь особую
вялость или бледность лица, как уже встревожится и подзовет к себе:
- А, тьфу, тьфу, поди-ка сюда! Что ты так бледен?.. Нездоров? А? - и,
спрашивая, заботливо оглядывает кадета и щупает ему голову.
- Нет, ничего, полковник...
- Врешь! Тьфу, тьфу... Сейчас же... Слышишь!"
В его строгой требовательности было что-то детское; подчас им
овладевало раздражение, но подопечные легко ему все прощали.
"- Ты все врешь! Тьфу, тьфу... Врешь!.. Да! Ты дрянной мальчик, тьфу,
тьфу... Дрянной!.. Я тебя высеку... тьфу, тьфу... больно высеку... Марш за
мной!" - и с необыкновенной скоростью мелкими и частыми шажками несся к
цейхгаузу (там отведено было место для наказаний). Розги в те времена были
делом обычным; впрочем, Добронизский прибегал к ним крайне редко, ему "это
было неприятнее всего" и если уж приходилось, то "сек обыкновенно слегка: не
больно, единственно ради соблюдения формальности".
Всю корреспонденцию на имя кадетов получал ротный; у него же хранились
их документы и небольшие денежные суммы, присылаемые родителями: по субботам
и в предпраздничные дни он выдавал их тем, кому разрешалась увольнительная,
у кого были родственники в Петербурге, за кем послан сопровождающий, а в
ненастную погоду экипаж; в иных случаях из корпуса не выпускали. "Процедура
совершалась в дежурной комнате; окруженный кадетами, усаживался Добронизский
за стол и вынимал записную книжку.
- А сколько тебе? Тьфу, тьфу, - обращался он к вызванному по очереди
кадету.
- Полтинник, - отвечал тот.