"Яков Невахович Кумок. Карпинский (Жизнь замечательных людей) " - читать интересную книгу автора

кабинетом профессора; она была заставлена книжными шкафами, завалена
рулонами карт, штуфами пород, атласами; венская конторка на гнутых ножках
стояла под узким, высоко расположенным окном, отчего комната напоминала
келью средневекового монаха-ученого. Вероятней всего, сидя за конторкой, и
принял молодого посетителя Николай Павлович.
Двухминутного разговора довольно ему было, чтобы убедиться, что лучшего
помощника не сыскать. Но согласится ли тот принять некоторые условия? Прежде
всего сопровождать профессора в летних экскурсиях по западным губерниям -
следовательно, оставить Урал как объект исследования. Второе: взять на себя
петрографическую часть работы (изучение вещественного состава пород).
Карпинскому больно было расставаться с Уралом, он прикипел к нему сердцем и
уже начал проникать в особенности его строения. Петрографией он прежде не
занимался; значит, нужно было "сменить жанр" - это так же непросто, как
портретисту перейти на писание морских пейзажей.
Александр дал согласие.
Догадывался ли он, что в условиях, выдвинутых профессором, есть, так
сказать, свой маневр? Быть может, он уже слышал, что Барбот де Марни взялся
провести геологические изыскания по трассам проектируемых железных дорог на
территории европейских губерний России. Николай Павлович, сам будучи
стратиграфом, петрографии не любил и хотел переложить ее на плечи
подчиненного. Работа предстояла огромная. Сотни километров маршрутов вдвоем.
И работа новая, раньше такую молодой инженер не делал.
Тут биограф, желающий постичь характер своего героя, вправе задаться
вопросом: а что, если бы Николай Павлович предпочитал, наоборот, петрографию
стратиграфии, согласился ли бы Карпинский взяться за стратиграфию? Скорее
всего да. Пора было пролагать путь в большую науку, а с чего начинать, не
так уж важно. Для него не существовало перегородок в науке. Несомненно, у
него было предчувствие, что путь впереди долгий, все успеет перепробовать и
испытать. Ему всего лишь двадцать один год. И на Урал вернется!
Оставались формальности. Кандидату в адъюнкты предстояло (по новому
уставу) прочитать две публичные лекции. Тему одной предлагал ученый совет,
тему другой называл сам кандидат. Кроме того, полагалось представить сразу
же тему будущей диссертации. Поскольку, как уразумел Карпинский, ему
придется трудиться в области петрографии, он предложил петрографическую
тему. Она немедленно была принята.
Он снова в Петербурге, снова в Горном! Можно пройтись не торопясь по
его шумным коридорам. Шумным?.. Да, теперь звонок не звонок, лекция не
лекция, всегда толчется народ. А он помнит эти нескончаемые переходы
другими, тихими, сумрачными, надменными. Нынче, расталкивая всех, несется
служитель с лотком, на котором разложены минералы. А он помнит мерный шаг
барабанщиков. Высоко поднимая локти, они возвещали своими палочками конец и
начало занятий... Сколько перемен! Все курят папиросы! Даже не таясь.
Батюшки! Знакомые лица... Оказалось, это сверстники Александра, но курса не
кончившие; по новым правилам, их не исключили, они превратились - новое
выраженьице! - в вечных студентов!
"Когда через 2 1/2 года я возвратился в Петербург и занялся в Институте
обработкой имевшихся у меня геологических материалов для составления
диссертации, то нашел некоторых моих бывших товарищей и близко знакомых
ранее студентов, с которыми и поддерживал прежние дружеские отношения, как и
со входившими в их круги позднее поступившими в институт студентами. Таким