"Анатолий Кучеров. Служили два товарища... " - читать интересную книгу автора

снежок и бросил в командира третьего звена. Минут пять мы играли в снежки.
- Не снег, а чистый сахар, - сказал Сеня Котов, откусив от снежка.
В столовой был праздничный, хотя и скудный ужин. Мы с Калугиным
сдвинули наши кружки.
- За победу! За наш полк! За наших ребят! За нашу дружбу! - сказал
Калугин.
- Постой, за все сразу?
- За все: в кружке-то ведь на донышке... Так вот, Борисов, бомби в
самую серединку, чтобы от гитлеровской братии - перья да щепки!
Мы выпили, пожали друг другу руки и поцеловались.
Наутро был вылет на бомбоудар в честь Октябрьской годовщины. Мы с
Калугиным очень точно провели операцию, и на обратном пути я крикнул ему в
переговорную:
- Правильно, Калугин, сегодня воевать веселей!

* * *

Я продолжал летать с Калугиным. Дважды мы возвращались, как тогда
говорили, "на честном слове и на одном крыле". Он очень хорошо летал, это
был прирожденный летчик. События под Ленинградом Калугин переживал
мучительно. Однажды у него надолго вышла из строя машина, но других не было,
и пришлось жить без дела, а под Ленинградом шли тяжелые бои. Калугин
попытался отпроситься в морскую пехоту: "Все равно, - сказал он, - положение
неважное, одно к одному". Очень любил он повторять при всяком случае это
самое "одно к одному". Наш комиссар Соловьев (в то время были еще комиссары,
а не замполиты) устроил ему по сему случаю нечто вроде холодного душа.
Калугин был очень добр и легко увлекался людьми. Может быть, лучше
всего говорит об этом одно его знакомство. Да, мы были молоды и, так
сказать, обстоятельствам назло находили время любить и увлекаться.
Если вы помните, как раз в то время, когда меня вызвали в Ленинград,
Калугину пришлось сбросить одну нашу девушку в тыл к противнику. Он летал с
другим штурманом и сердился:
- Не люблю без тебя летать, Борисов.
Когда я вернулся из Ленинграда, Калугин рассказал мне об этом полете
подробно.
Лететь им нужно было всего какой-нибудь час. Где-то в лесу на полянке
было условное место. Прыгать - по световому сигналу. Покружил Калугин в
условном месте, Настенька, конечно, с парашютом, совсем готова. Мой Калугин
все на нее искоса посматривает: как она, не трусит ли? Разные бывали
пассажиры.
Покружил он над лесом, видит: зажегся огонек раз, потом два раза
зажегся и - потух, как условлено.
- Теперь можно прыгать, гражданка, выходите на крыло! - кричит Калугин
в трубку.
А гражданка медлит.
Тут мой Калугин спрашивает:
- Что, страшно? - с таким, значит, расчетом, чтобы ее сразу морально
поддержать и втолковать, что прыгать ночью на деревья - плевое дело.
- Нет, - отвечает Настя, - до свидания. Вылезла из кабины, встала на
крыло и пропала.