"Анатолий Кучеров. Служили два товарища... " - читать интересную книгу автора

Снимки были разные: с двух тысяч, с тысячи пятисот и с тысячи метров.
Один меня поразил: бомбоудар был снят так низко над водой, что видны были не
только очертания старенькой деревянной баржи, всплеск разрыва, но и легкая
рябь от ветра. Фотоаппарат удачно запечатлел попадание в цель. Отчетливо
играл в лучах солнца высокий всплеск воды.
- Вот это удар! - сказал я. - С какой же высоты?
- Метров двести, - пожал плечами капитан, - с этакой высоты и ерша
сфотографируешь. Но удар, знаете ли, рискованный - косточек не соберешь,
короче - недоразумение, однако и точность попадания и снимок действительно
замечательные.
И вот тогда у меня впервые мелькнула мысль о бомбометании с малых
высот, показавшаяся сначала совершенно невыполнимой и сказочной, настолько
сказочной, что я сначала даже не решился поделиться ею с товарищами.
Я спрятал в планшет это "недоразумение", зафиксированное на пленке, и в
тот же день уехал в часть.

* * *

Прошло два месяца после событий, о которых я рассказал.
Я долго ждал от Веры писем, а письма почему-то не приходили, и я не
знал, почему она молчит. Я утешал себя тем, что вообще очень плохо
доставляют письма. Воздушная война поглощала все мои силы, и в редкие дни и
часы, когда я не летал, я думал о Вере. И даже когда летал, я иногда тоже
думал о ней.
Я знал, что в Ленинграде стало совсем трудно. Может быть, она уехала?
Почему молчит?
Я написал три письма. Я не мастер писать письма и очень мучился над
ними, трудился как вол, но что получалось, и сам не понимал. В одном письме
даже расфилософствовался. Как это угораздило меня написать о вылете и так
мало спросить о ней? О моем стрелке Сене Котове там было больше, чем о моем
чувстве к ней. Может быть, прочитав это письмо, она обиделась?
Потом я узнал, что ничего подобного не случилось - вероятно, потому,
что до нее не дошли эти "сочинения". Я издевался над собой: "Вот и ты
несчастлив в личной жизни, как другие". Но это было не совсем правда, потому
что даже думать о ней было счастьем.

* * *

Мы стояли в лесу. Домишки прятались под соснами, а летное поле
раскинулось у опушки.
Наступила осень и с нею первые, небывало ранние заморозки. Ленинград
боролся в кольце, фронт стал. Немцы попытались штурмовать нашу оборону, но
их отбили. Мы делались и сильней и злей, главное - сильней.
Связь с Ленинградом у нас была по воздуху или через Кронштадт. Немцы по
временам обстреливали аэродром из стодвадцатимиллиметровых, и это затрудняло
выполнение заданий, но не останавливало нас.
В тот год седьмого ноября густой пеленой лежал под Ленинградом снег. Мы
шли по белому летному полю, по молодому снежку, и замечательное чувство
собственной силы и глубокой веры в победу поднималось в нас и просилось на
волю. Калугин, строгий Калугин зачерпнул обеими руками пушистый снег, смял в