"Анатолий Кучеров. Служили два товарища... " - читать интересную книгу автора

подхватил нас и понес. Волна нет-нет и гладила лодку еще ласковой лапой, но
мы сразу же промокли.
Верка сидела у руля и дрожала от холода. Лицо у нее вытянулось. Я кинул
ей куртку.
- Надень, замерзнешь, - приказал я.
"Теперь будет знать, как репейничать". Удить было нельзя. Дождь
барабанил все сильней, волны заливали лодку. Нет, одному не выгрести, не
войти обратно в канал. Волна и ветер тащили нас к камышам, затянувшим на
большом пространстве топкий и низкий берег у поселка. Выбираться оттуда на
лодке - мученье.
- Ну как, нравится? - спросил я.
- Нравится, - плачущим голосом сказала Вера.
- Тогда садись рядом, будем грести вдвоем.
Вера повиновалась. Она старалась изо всех сил. Ее мокрое горячее плечо
было рядом с моим.
Мы очень устали, но в конце концов вошли в канал. Там было тихо, серая
вода едва плескалась у рыбачьих лодок и яхт с намокшими парусами.
И мне вдруг стало легко и хорошо: мы вернулись, и нам не страшны теперь
ни волна, ни ветер.
Я оставил весло, и Вера сразу оставила свое, тихонько придвинулась и
положила мне голову на плечо. Я не прогнал ее. Я сделал вид, что не замечаю.
Она сидела с закрытыми глазами, будто спит.
Мы медленно шли по каналу. Ветер утих, дождь пронесло. В воде выплывали
отражения вязов и рыбачьих домишек с цветами на верандах. Выглянуло на
минуту летнее жаркое солнце. Даже пар пошел от моей намокшей рубашки.
Я не прогонял Веру, и странное чувство к этой назойливой репейной
девчонке шевельнулось во мне.
Это было настоящее, хорошее чувство, захватывающее человека, первое
чувство.
Весной Иванова уехала с родителями в Сибирь: отца ее, инженера-химика,
послали в какую-то очень длительную командировку. Я долго помнил Веру, но,
как это бывает, время и жизнь старались стереть ее образ в моей памяти.
И вот она снова была передо мной и смотрела на меня глазами, полными
удивления и растерянности.
- Как мы долго не встречались, Саша, и вдруг теперь!.. - сказала она и
покраснела, как бывало в школе.
Верочка изменилась, похорошела, расцвела. Отроческой неуклюжести и
связанности не осталось и в помине. Я увидел вдруг, как она хороша, и уже не
мог говорить с ней, как с прежней Веркой. От неловкости мы даже перешли на
"вы", и я понимал, что теперь это надолго.
Мы стояли и смотрели друг на друга, я покраснел, как она, и выглядел
довольно глупо.
- Вы провожали? - наконец спросила Вера.
- Провожал.
- И я провожала. Вы кого провожали?
- Родителей и сестру.
- И больше никого?
- Никого, - сказал я. - А вы, Вера, Вера...
- Ивановна, но совсем не обязательно... А я тоже своих провожала. Мы
только вдвоем остались: я да бабушка.