"Анатолий Кучеров. Трое " - читать интересную книгу автора

продлится. Скоро все будет кончено. Навсегда! Борисову хотелось думать об
этом. И чувство ярости против тех, кто сегодня отнял у него Костю Липочкина,
отнял у мира гениального математика, бушевало в нем.
И где это носит Морозова? Пойти к Калугину, посидеть, что ли?
И хотя было трудно натягивать сапоги, он оделся, накинул шинель.
Постучали. Посыльный вызвал к командиру полка.
Командиром полка был старый хмурый майор, начинавший войну под
Ленинградом. Может быть, он стал немного приветливее? Возможно. Все стали
приветливее по причине вполне понятной. Он теперь даже улыбался, к нему
вернулась эта способность. В первый раз он улыбнулся, и это все заметили,
когда полк перелетел нашу старую границу. Борисов встретил его тогда у
дверей штаба эскадрильи. Командир полка посмотрел на штурмана, подняв
голову, и в лице его было что-то новое, непривычное. Он сказал:
"Поздравляю, товарищ Борисов! Вот они, пошли совсем незнакомые места".
Экая длинная фраза, да еще с романтическим оттенком.
"Места действительно незнакомые", - сказал тогда Борисов и тут только
понял, что новое в лице командира - улыбка. Майор улыбался! Эта способность
возвращалась к нему понемногу. Он даже двигался теперь менее угловато, и
тяжелый зимний лед постепенно таял в его глазах. Вскоре ему присвоили
очередное звание. Майор отнесся к этому событию спокойно, не отмечал его по
принятому в полку обычаю. Но что-то в нем происходило, какое-то странное
обновление. Вот жил человек, сжав зубы, и вдруг разжал.


* * *

Командир полка сидел за столом. В полумраке за его спиной висела
закрытая пологом оперативная карта. Он был, как всегда, прям и словно бы
прислушивался к чему-то в самом себе. Борисов, еще в блокаду разгадавший за
видимой сухостью и строгостью сдержанность и постоянный незримый огонь
волнения, сразу понял, что командир расстроен, может быть, даже удручен, но
это не сказывалось в его словах.
- Морозов скоро подойдет. Давайте потолкуем, - сказал подполковник,
вставая. - Завтра наносим бомбоудар по Гдыне. Первая Калугина, потом ваша.
Подполковник замолчал и стал внимательно исследовать при свете свечи
карту, лежавшую на столе. И вдруг спросил:
- У нас недобор в экипаже? Хочу предложить стрелка. Летал в гвардейском
соединении, ранили. Около года лечили и сейчас прислали к нам. Я с ним
разговаривал: человек живой, художник в будущем, в Академии учился. Стреляет
на "отлично", радист, так сказать, первого класса. Вы против художников не
возражаете?
- Не возражаю, - сказал Борисов.
- Я послал его к вам в эскадрилью.
Разговор был окончен, но подполковник не отпускал. Перед ним на
зелено-голубой карте лежало письмо рядом с подсвечником, в котором горела
высокая свеча, оставляя огромный кабинет в темноте.
Два человека стояли у огонька свечи, смотрели на письмо - машинописные
строки и под ними спокойная подпись.
- Вчера получил. Предписание откомандировать товарища Липочкина в
Академию наук. Ему собирались поручить какие-то фантастические расчеты.