"Анатолий Кучеров. Трое " - читать интересную книгу авторапытавшийся его оглушить. "Был бы ты живой, мы бы полетали и на гражданке". И
он вдруг вспомнил запах персиков и абрикосов в самолете, о котором говорил с Морозовым. * * * Морозов вернулся в полк за день до возвращения своего экипажа. Было раннее утро, море катило крутую зеленую волну. Совсем распустилась листва, и в ней шумели и возились птицы, и летние домики, похожие на жилища бабочек, спали под трепещущими каштанами. Все было полно морского ветра, жизни; во всем чувствовались ее силы и прелесть. Она все побеждала, она была в нем. Он был жив и ощущал теплоту и свежесть утра. Командир полка вышел навстречу из штаба. Они обнялись, и Морозов снова увидел, как улыбается этот хмурый сухой человек. - Живой? Молодец! - Живой, товарищ подполковник!.. Потом они сидели вдвоем, курили, и Морозов рассказывал... Вечером он снова рассказывал в накуренном до синевы салоне. Слушали инженер полка, штурман, метеоролог, командиры эскадрилий. Все интересовались подробностями: как они сидели в погребе, и про кофейню пани Зоси, и как он стоял босой перед судьями, и как тот старик и мальчишка повели его на расстрел, и про дуб. И только об одном не умел рассказать - о том, что он почувствовал в крепости, глядя на старое величавое дерево, и о проснувшейся в нем любви к жизни. Он с огромной силой ощущал ее в себе и не знал, как о все говорили о нем, каждый хотел сказать ему что-то хорошее и доброе. Все уверяли, что экипаж его обязательно вернется. Он тоже верил в это, поглощенный светлым ощущением жизни в себе и вокруг себя. - Я никогда прежде не знал, что это такая хорошая штука - жизнь, - сказал он, покашливая от смущения, командиру второй эскадрильи. Тот засмеялся и ничего не ответил. Уже в первый день аэродромная суета и боевой труд понемногу начали его возвращать к привычному, хотя и забытому за дни скитаний и мучений, ритму жизни. Он с удовольствием надел новую форму, надраил новые хромовые сапоги, пришил подворотничок. Счастливый, во всем новом, слушал последние известия. Это было, как музыка, как счастье, как гордость и подтверждение: все, что ты сделал, ты сделал правильно, и в словах, за которыми если не завтра, то во всяком случае очень скоро последуют победа и мир, - в этих словах часть и твоего дела и твоей жизни. И начиная отсюда ты уже вправе думать о будущем, представлять свой завтрашний день. Это много. Но это трудно, когда и сегодняшний день прекрасен - просто потому, что ты остался живым. Он заглянул в штаб, прошелся на аэродроме мимо дежурного звена бомбардировщиков у линейки, и его привычно потянуло к машинам. Возвращались летчики из полета на Кенигсберг. Встретив Калугина и расцеловавшись, он, не ожидая вопроса, сказал: - Борисов и тот с ним, художник-стрелок, наверняка вернутся, теперь там легко пройти. Стрелок оказался тоже парень не промах. Он зашел в их комнату. Все там лежало на привычных местах. На столе не |
|
|