"Андрей Кучаев. Темная сторона любви (Рассказы) " - читать интересную книгу автора

обнаружить скрытое. Я помог ей избавиться и от него. Все происходило немного
во сне. Помогало и то, что мы были невероятно чужие люди: от пола и
происхождения до социального положения и образования, не говоря о достатке.
Вспомним Достоевского, который осудил такое сближение полов наиболее
безнравственным. "Особенно постыдна эта близость тем, что все происходит
молча, словно люди перестают быть людьми, превращаясь в животных..."
Примерно так писал "Ф.М.". Между прочим, наш случай.
Потом она подошла ко мне. Меня била дрожь от мысли, что вот сию секунду
я могу обнять и прижать к себе тело, которое уже месяц доводило меня до
исступления. Когда мои руки побежали по его поверхности, мне оно показалось
шелковым чехлом, в который налили горячую кровь. Стоило легко стиснуть его,
он порвется и из него прольется само желание, обжигая руки...
Рыжая тянула меня к себе, одновременно отступая, я никак не мог впиться
в нее, ловил губами выпуклости и складки, пока мы не оказались на спине
белого шпица.
На улице мы оставили белый день, а здесь, в "келлере", стоял сырой
мрак. Только печью полыхала сразу потяжелевшая плоть. Она распахивалась мне
навстречу, и куда бы я ни тянул губы и руки, всюду они зарывались в густых
волосах. Во тьме они светились белизной или были такими...
Казалось, я по самые плечи погружаюсь в густую белую гриву.
Мне на секунду показалось, что в любовном экстазе я обнимаю собаку.
Существо подо мной, переполненное желанием, яростно желало, чтобы я
пошел до конца. Я и пошел и дошел до конца, издав вместе с жаркой плотью
подо мной нечеловеческий стон. Некоторое время я был без сознания. Когда же
пришел в себя, отвращение и ужас заставили меня отпрянуть, с силой оттолкнув
белую шерстяную спину, на которой я лежал: это был белый шпиц! Женщина уже
исчезла, оставив меня наедине с чучелом.
Потеряв опору, я ухнул куда-то вниз, на ребра переломанных стульев.
Сверкнула совсем рядом стеклянная хищная лапа когтистой птицы.
В больнице врачи умело скрывали удивление моей нестандартной травмой:
все напоминало укус животного в область паха. По официальной версии, я упал
в "келлер" с лестницы и поранился об осколки стекла или керамики. В больнице
меня навестил единственный мой знакомый, местный уроженец, печатавший свои
статьи и кое-какие рассказики, какими он пробавлялся, в местной газетке, где
он редактировал литературную страницу. Он сам был самодеятельный поэт
городского масштаба, но стихи свои читал только мне. Самое поразительное в
нем было то, что он удивительно походил на карикатуру Геббельса, с ним
пришли невзрачная жена-швабка и трое их детей, шумных и невоспитанных.
Неожиданно явилась и рыжая хозяйка. Как ни в чем не бывало. Она
воспользовалась присутствием поэта с детьми, чтобы на людях избежать
откровенного разговора о моем "падении" и травме. Она в это утро выглядела
вылитой Евой Браун. Эффектно смотрелась рядом с моим приятелем, его
"геббельсовской" наружностью. Она сообщила мне, что решила переехать со
своей лавкой на север, в Шлезвиг, - наш город
"привел ее в большой убыток". Она пришла попрощаться, как я понял. Я
был, можно сказать, тронут.
Она села на край кровати, меня сразу же охватило постыдное желание, что
вызывало у меня теперь приступы боли. Я скривился, но она все поняла и
потрепала меня по колену рукой в синей перчатке.
Они вместе долго и старательно утомляли меня, потом дети жадно пили