"Алан Кубатиев. Цитата из Гумбольдта" - читать интересную книгу автора

Людей, к нему приходивших, Генрих Августович никогда не выгонял, а
наоборот. Может, одежи у него и мало, но зато есть мудрость и терпение. Даже
если не отвечает, выговоришься. Эх, думал не однажды Фыра, мне б такую
головищу... да суметь не квасить... Но и пилось как-то очень тепло и
по-человечески при Генрихе Августовиче, возникали такие речи, ни за что в
другом месте не сказать. Сам он не пил. Да и закусывал нечасто. Потому был
костлявый, худой, с седыми волосами хвостом и седой бородой, и глаза у него
умеренно светились. Очень был такой. Вот и сейчас он сидел в позе цветка,
без носков и доброжелательно смотрел на Фыру и Кутьку.
- Я ведь не возражаю!.. - Треснув по руке Кутьку, слишком резво
таскавшую порубанную колбаску, Фыра продолжил: - Не возражаю я! Ну, татары
были, потом американцы, теперь эти. Татар не видел, но были же которые
видели, декабристы или там Иван Грозный, американцев сам видел, а этих не
видел, и никто. А? Что получается? Они нам даже показаться брезгуют!.. А
ведь мы народ не последний!
Генрих Августович покивал, чтобы Фыра не утерял мысли.
- Ну вот ты, отец, и скажи! Откуда и зачем?..
Вопрос был всегдашний, только по какому-то сбою Фыра задал его намного
раньше. Кутька знала ответ и потому замерла с куском колбасы в зубах, глаза
у нее светились ожиданием.
Отомкнув уста, Генрих Августович высказал:
- Повелением Бодрствующих это определено, и по приговору Святых
назначено, дабы знали живущие, что Всевышний владычествует над царством
человеческим и дает его кому хочет, и поставляет над ними униженного меж
людьми...
Кутька громко вздохнула от счастья и зажевала. Однако сегодня все шло
не так, как обычно.
- Ну ладно! Завели они нам мусорку, чтоб мы не передохли и имели
занятие, и подальше гнили. Пусть! Мусор есть, который на фабрику, и есть,
который нам. А есть который мы...
Всхлипнув, Фыра доглотал из стаканчика и выставил руку с посудой: -
Попрошу освежить!.. - потребовал категорически.
Тут произошло неслыханное; Кутька не свидетель, а жаль... Генрих
Августович сам взял бутылку и налил ему грамм пятьдесят, неменьше.
Оторопелый Фыра даже спасибо не сказал. Но продолжил почти без голоса:
- Когда у меня еще телефон был... Да был, зуб даю, был! Вот кино
показывал и разговаривал все время по-арабски, а по-русски только матом, но
звонить с него и по-русски можно было. Ну вот я и попробовал позвонить,
Кутьку в Аренду сдать, через это... ну, шоу, где ихний один выступал... как
она, по-твоему выходит, униженная меж людьми... Так она, зараза!.. - Фыра
привстал от сердца. -..Для них не та оказалась! Не, ты врубись, Авгусыч!
Говорят, она у вас просто, блин, это... педагогически опущенная! То есть
нет - упущенная! Разговаривает, блин, херово! Фигуры всякие,
треугольники-хренугольники, различает, а как зовут, не знает! Ага! А ты
спроси, как она, блин, деньги считает! По ночухе, блин, и то не ошибается!!!
Генрих Августович слушал внимательно, и Фыру это взбодрило.
- Нет, куда бы они там ни прятались, - убежденно заключил он, слизывая
пот, копившийся в щетине верхней губы, - конченные мудаки они, когда такими
кадрами швыряются! Мудаки!
Но Генрих Августович покачал головой, и Фыра замер, не донеся